Новоорлеанский блюз

— Здравствуй, милая, — ответил он. — А не проще ли будет, если мы поговорим по-английски?

Милая?.. Молодая особа была явно сконфужена простой и даже несколько вольной манерой вождя общаться с незнакомыми дамами. Но она быстро опомнилась и обратилась к нему со следующими словами:

— Меня зовут Олурумбунми Дуровойю; можете для краткости звать меня Бунми. Я профессор этноархеологии Северовосточного университета в Чикаго.

— Тонго Калулу, — кратко представился Тонго. — Вождь.

Несколько мгновений они пристально и с любопытством смотрели друг на друга. Некоторые паузы возникают по причине избытка невысказанных чувств, а пауза, возникшая сейчас, была переполнена ими; казалось, они ведут разговор, но разговор мысленный, поскольку словами не могли ничего выразить: слишком по-разному они облекали мысли в слова. Наконец Тонго произнес: «Садитесь», и профессор присела на один из неудобных плетеных стульев, а сам вождь опустился на второй.

Она сидела, скромно поджав губки, выпрямив спину, плотно сжав ноги и положив ладони на колени. Тонго был уверен, что ее манерная скромность — не что иное, как заранее продуманный прием. Он чувствовал что-то волнующее в том, как изгибалась ее длинная шея, когда она поворачивала голову или слегка приподнимала подбородок; в том, как подрагивали ее ноздри; в том, что под складками ее читенге, прикрывающем ноги, угадывались стройные икры, — все в ней естественно и в то же время нарочито пробуждало инстинкты и эротические фантазии. Возможно, на фоне жизни Тонго, протекавшей сейчас без сексуальных радостей, вся эта внешняя атрибутика волновала его больше, чем допускало положение.

— Олурумбунми, — с усилием выговорил Тонго. — Олурумбунми. Бунми. Это американское имя?

— Нигерийское. На языке яруба[30] оно означает «дар богов».

— А я думал, что ты американка.

— Афроамериканка. Так называют всех американцев африканского происхождения.

Тонго покачал головой. Эта женщина говорит загадками, да такими, что и не всякий закулу разберется. В ее речи чувствовался гнусавый американский акцент и нахальство, свидетельствующее о том, что в детстве она была приверженкой фанка[31].

— Так ты родилась в Нигерии?

Лицо Бунми исказила гримаска недоумения.

— Да нет же, я поменяла имя и фамилию. Чего ради мне носить фамилию, появившуюся во времена рабства?

— О-о-о! — серьезно и многозначительно протянул Тонго. — Понимаю. Значит, твои предки были нигерийцами?

— Нет; впрочем, я не знаю. Возможно, они были ими. При крещении меня нарекли Кореттой Пинк. Понимаешь, Пинк[32]. Наверное, так звали какого-нибудь плантатора.

— Коретта Пинк, — задумчиво, словно про себя сказал Тонго. По его лицу было видно, что звучание ее экзотического имени ему нравится. — Отличное имя.

Бунми, поморщившись, затрясла головой. Ее лицо, выражение которого менялось чрезвычайно быстро, теперь было печальным.

— Нет, — твердо произнесла она. — Это вовсе не имя. Это, скорее, что-то похожее на ярлык или этикетку неизвестной мне фабрики. Если кому-то случается назвать меня Кореттой, я чувствую себя очень неловко. А чего ради я должна жить с этикеткой, которая мне не нравится?

— Ах! Как я понимаю тебя, Бунми! — воскликнул Тонго. — Твое имя — все равно что «обезьяньи уши».

Смущенная девушка вперила пристальный взгляд в улыбающегося вождя.

— Именно так, — подтвердила она, хотя и не поняла, что именно он имел в виду.

Пальцы Бунми машинально теребили материю, обтягивающую ее колени. Беседа шла совсем не так, как она спланировала. В свое время она успела уже пообщаться почти со всеми вождями на Африканском континенте. Ее национальный костюм и подобострастная угодливость удачно противостояли различным сочетаниям глупости, надменности и порочности. Но сегодняшняя короткая встреча проходила совершено в ином ключе, а Тонго проявил себя столь противоречивым и непоследовательным, что попросту поставил ее в тупик. Одни из его комментариев казались явно насмешливыми, другие донельзя идиотскими. Он вел себя с ней так, словно балансировал на грани высокомерия и легкой формы умственной отсталости, то и дело переступая эту грань и оказываясь то по одну, то по другую сторону. Что и говорить, он был симпатичным мужчиной, но его манеры больше подошли бы взбалмошному юноше. А поскольку он с самого начала (она была готова поклясться в этом) раздевал ее глазами, то теперь он, также без сомнения, переодевал ее в другие одежды. Более того, он, казалось, мысленно натягивал на нее шерстяные джемперы и неправдоподобно мешковатые туристские брюки и в таком виде гонял по подиуму своего воображения.

Тонго зажег новую сигарету, манерно затянулся и потянулся к кассетному магнитофону. Он вставил в приемник кассету, и звуки колтрейновского «Голубого поезда» наполнили комнату. Вождь чуть заметно улыбнулся, пусть знает, что я не так прост, каким кажусь с виду.

— Джаз, — выразительно и как бы про себя произнес Тонго. — Вы любите джаз?

— Конечно, — ответила Бунми, не понимая, почему вождь, опершись о бетонную стену, застыл в этой неестественной позе, излюбленной позе городских сутенеров. — Послушайте. Давайте займемся делом.

— Делом?

— Да, делом. Я археолог…

— Археолог?

— Да, археолог. Мы вскрываем… понимаете… раскапываем… памятники материальной культуры… ну… в общем, вещи, которые были погребены в земле. Вещи, которые могут рассказать нам о том, как жили люди в давние времена.

— Что вы говорите? — изумился Тонго. Ему стоило больших усилий не рассмеяться и не прервать ее рассказ; он с удовольствием наблюдал за тем, как эта удивительная американка, говоря с ним, ерзает на стуле. В том, как изгибалось ее тело во время разговора, было нечто, сильно будоражащее и возбуждающее его.

— Провинция Зиминдо — это очень интересная область. Согласно моей теории, самые ранние поселения народа замба были именно в этой области. Я уверена, что в процессе миграции вашего народа в северном направлении, туда, где сейчас располагается Замбави, первая остановка была сделана в Зиминдо. При раскопках в этой области мы нашли такие вещи, возраст которых не меньше 250 лет; изделия из глины, топоры, фундаменты построек. Вам когда-либо доводилось слышать миф о великом вожде Тулоко?

— Тулоко? — нарочито задумчиво переспросил Тонго. — Возможно, слышал.

Его уже начал раздражать ее снисходительный тон (неужто в манере говорить чернокожий может так подражать мусунгу?), однако ему нравилась страстность, с которой она излагала ему свою теорию. Это было похоже на то, как Кудзайи говорила о джазе в то время, когда они еще могли разговаривать друг с другом. Он уже мысленно пересмотрел свое решение не набрасываться на нее: желание опять воскресло в нем, и прежнее решение, казалось, было перечеркнуто. А теперь, при мысли о жене, он вернулся к первоначальному решению.

— Так вот, — торжествующе объявила Бунми, — был он действительно вождем или не был, — Тонго поднял глаза к потолку и мысленно произнес короткую молитву о прощении, — в том, что его первое поселение было недалеко отсюда, нет никаких сомнений. Возможно даже, что оно было на краю этой деревни.

— Что вы говорите? Удивительно, — с неподдельным удивлением воскликнул Тонго. — Скажите, что я могу для вас сделать, госпожа профессор?