— Ставка не принимается! Из нашей леди крика не выбить самому опытному палачу!
— Да, матушка, я грешна, и гореть мне в геенне огненной! — Эвелина укаткой смахнула слезинку. — Три долгих года я молила мужа о снисхождении, но поняла, его каменного сердца не растопить. Теперь вот уже два года я не пишу мужу писем, и я живу ожиданием того дня, когда любимый спасет меня!
— Ты, как я поняла, томишься здесь уже пять лет, не раскаиваешься в измене и прелюбодеянии? — Матушка посмотрела вниз с крепостной стены. — Господь и так наказал тебя!
— Матушка, я не ропщу на судьбу, и несу наказание перед Богом, людьми и собственным мужем! Смотрите, это не замок, а тюрьма, где меня содержат — по приказу мужа! Да, целых пять бесконечных лет, полных мучений и унижений, проведенных в изгнании. Пять лет унизительных публичных наказаний — каждый месяц, по приказу мужа. Видите внизу вон ту деревянную кобылу? Муж видел такие в Польше и приказал плотникам сделать ее специально для меня![69]
Матушка Изольда слушала печальный рассказ падшей женщины и видела, что никакого раскаяния та не испытывает. Ее бледное лицо было поднято навстречу ветру, а взгляд — устремлен в промозглую даль, к горизонту, туда, где был возлюбленный.
Небо хмурилось: темные тучи повисли над замком так низко, что казалось, их можно достать рукой. Раздался гром, и капли дождя пролили слезы над участью несчастной женщины.
— Да жив твой сэр Гилфорд, — заговорщически подмигнула матушка Изольда. — Dominus audivit preces![70] Он служит в Нормандии и завоевал там не только славу, но и состояние!
— Спасибо, матушка! — Она встретила новость с тихой радостью и возблагодарила Господа за милость Его.
— О вашем строгом воспитании ходят слухи по всей Англии! — Матушка Изольда отдала должное мастерству замкового повара. — Что просто так мокнуть? Пойдем вниз, выпьем пива, — леди Эвелина потянула матушку Изольду за собой. — Только там — никому не слова! И стены имеют уши!
Глаза женщины светились радостью.
— Пиво это хорошо, — Матушка Изольда перекрестилась и прошептала короткую молитву, — а пирог с мясом будет?
— А как же! — Леди Эвелина с трудом удерживалась от дальнейших расспросов. — Чего я только не наслушалась за эти годы! Одни говорят, что мой любовник уже никогда не вернется, другие же считают, что я давно сошла с ума от любви! Глупые люди, да я знаю все, что говорят обо мне, меня это не волнует, и тем более, никак не затрагивает моего израненного сердца! А что касается публичного наказания, так мне не привыкать!
В последних словах несчастной женщины не было никакой бравады: с детства леди Эвелина очень хорошо знакома с розгами.
За кружкой темного эля женщины стали говорить обо всем понемногу. Эвелина рассказывала о печальном детстве и строгом отце. Матушка По-секрету спросила, не занималась ли леди Эвелина плотскими радостями женщиной?
— Конечно же, нет! Впрочем, я один раз была близка с собакой!
— Последнее заявление заставило матушку отложить пирог, отставить в сторону пиво и вновь взяться за четки. «Боже мой, — думала она, привычно твердя молитвы, — кто бы мог подумать?» Мысль о том, что эта красивая женщина была близка с собакой, не давала матушке покоя.
— Молись вместе со мной, потребовала она, и женщины трижды прочитали «Каюсь». А теперь, голос матушки стал ласковым и сладким как мед, я хочу изгнать беса из твоего тела!
— Что для этого надо? — Эвелина еще не понимала, чего хочет от нее исповедница. — Как говорил апостол Павел: «Бог верен, а всяк человек лжив» [Римлянам 3:4].
— Пойдем в твою комнату и там продолжим! Главное, это запереться изнутри на засов! Ох, грехи мои тяжкие!
Обитель леди Эвелины мало, чем отличалась от тюремной камеры, но матушку Изольду это ничуть не смутило.
— Раздевайся, — приказала она, — надо посмотреть, не оставил ли Лукавый знаков на твоем грешном теле!
— Пожалуйста! — Леди Эвелина почувствовала, что руки матушки добрались до набухших сосков, — только знаки на моем теле оставляет не враг рода человеческого, а плетка!
— Да уж, — монашка провела пальцем по рубцам, пересекавшим ягодицы, — попало тебе крепко! А теперь скажи мне, тебе нравится, когда мужчина целует тебя… туда?
— Откуда мне знать! — вздохнула узница. — Ни муж, ни любовники меня туда ни разу не целовали! У покойного Фанге, язык был шершавый и влажный!
— А как же…
— Ну… — Очередной вопрос матушки заставил леди покраснеть. — Он замечательно умел вылизывать!
— Ну, по сравнению с изменой мужу, это не такой уж и большой грех, хотя в ветхозаветные времена за него карали лютой смертью! — Матушка Изольда притянула женщину к себе и поцеловала в шею. — Главное запереть дверь изнутри на засов!
Убедившись, что замковые слуги им не будут мешать, матушка приступила к обряду изгнания дьявола. Для начала она зажгла несколько свечей и принялась изучать все уголки нежного тела прекрасной Эвелины.
«Вот уж не думала, что изгнание дьявола может быть таким приятным!» — Эвелина почувствовала, как матушка втирает в нее церковное масло. Нежные прикосновения никак не давали узнице сосредоточиться: хотелось думать не о спасении души, а плотских удовольствиях.
«Сэр Гилфорд Уэст вряд ли посчитает это изменой! — леди Эвелина подумала, что еще немного, и она не сможет устоять. — Столько лет я не знала никаких других ласк, кроме укусов страшной плетки! Косточки Фанге давно сгнили!»
Обряд экзорцизма в исполнении матушки Изольды был для узницы чем-то совершенно новым, сладким и очень грешным. Никогда до этого леди не испытывала подобных ощущений.
— Подожди немного, — прошептала матушка, — теперь и я разденусь, чтобы легче очистить твое тело от грехов, и облегчить хоть немного страдания грешной души?
«А интересно, — думала леди Эвелина, — чью душу она имела в виду, свою или мою?».
Монахиня потрясла заключенную: под бесформенной рясой скрывалось крепкое ухоженное тело, не растравившее за годы постов и молитв природной привлекательности. Низ живота был гладко выбрит, а груди упругие и тяжелые.
«А ведь она не раз рожала, — подумала Эвелина, разглядывая матушку, — а как же обеты безбрачия?»
— Какие прекрасные груди, — промурлыкала матушка, любуясь прекрасным телом узницы, — твой муж лишил себя такого сосуда блаженства…
— Изыди Сатана! — Тут же матушка принялась целовать и щекотать их. Соски набухли и затвердели, а леди Эвелина почувствовала приятное тепло между своих стройных ног. А Матушка Изольда, казалось, сразу узнала об этом. Она целовала женщину все ниже и ниже, пока голова не оказалась на уровне живота. Каждый следующий поцелуй становился все более страстным, разогревая соскучившееся по ласке тело.
— Не волнуйся, все будет хорошо! Сейчас я выгоню беса из лохматой лощины! — проворный язык матушки начал приятно щекотать между ног.
— Боже мой! — леди Эвелина раздвинула их как можно шире, чтобы Матушка Изольда могла делать все, что пожелает.
— Ох! Ах! — леди Эвелина застонала, когда матушка поцеловала маленькую горошинку, а потом принялась нежно водила языком вдоль повлажневшей лощины.
Наступил момент, когда леди Эвелина не могла больше терпеть, выгнулась дугой, вздрогнула и, казалось, взлетела над постелью!
— Ну вот, — матушка оторвалась от тела Эвелины, — похоже, я выгнала беса из твоего грешного тела!
