уступая в могуществе только монархам. И это еще не все. После того как в июне 1482 года Ричард в качестве наместника на севере и командующего двадцатитысячной армией вторгся в Шотландию и без единого выстрела оккупировал Эдинбург, он для многих англичан превратился в национального героя.
Тем временем его брат король опускался и морально и физически. Война держала его в форме, в мирных условиях он дал волю своим прихотям. Эдуард всегда питал слабость к женскому полу и, несмотря на очаровательность любовницы Джейн Шор — первый раз он уложил ее в свою постель еще в 1470 году, — король стал ненасытным и ярым бабником. «Замужняя или незамужняя, аристократка, служанка или девка с улицы — ему было все равно», — писал Манчини. Он избегал лишь изнасилования. Эдуард завоевывал женщин «деньгами и обещаниями, а овладев, тут же бросал». Если бы блуд был его единственным пороком, то уже только одна эта страсть могла нанести достаточный ущерб здоровью, но король страдал еще в равной мере непреодолимым обжорством. В результате самый красивый когда-то принц Европы к сорока годам из-за разврата, возлияний и переедания превратился в непомерно тучного и преждевременно постаревшего человека. Конец наступил на Пасху в 1483 году. Уже в Страстную пятницу он испытывал мучения от острого несварения желудка, вызванного, как нам рассказывают историки, чрезмерным употреблением фруктов и овощей. Через день или два во время послеобеденной рыбалки на реке он переохладился, а вскоре последовало нечто похожее на апоплексический удар. Король умер 9 апреля, не дожив три недели до своего сорок первого дня рождения.
Старшему сыну Эдуарда от Елизаветы Вудвилл — новому королю Эдуарду V — исполнилось только двенадцать лет. Восемь лет назад, когда его отец находился с войском во Франции, Англией правили Вудвиллы, и они полагали, что будут делать то же самое и теперь. Их вождь лорд Риверс, брат королевы, уже официально шефствовал над мальчиком, а ее старший сын от сэра Джона Грея, теперь маркиз Дорсет, распоряжался казначейством. Лорд-гофмейстер лорд Гастингс, напомнил, что покойный король завещал Глостеру быть протектором. Вудвиллы ответили: последнее слово — за советом, в котором они, естественно, преобладали.
Но Вудвиллы недооценили противника. У Ричарда имелись свои планы на этот счет, и в них Вудвиллы не присутствовали. Его главным союзником был Генри Стаффорд, герцог Бекингем. Он приходился племянником 3-му и 4-му герцогам Сомерсетам, казненным с разрывом в семь лет, и был не только потомком Бофортов, а еще и очень красивым, богатым и чрезвычайно умным человеком. Неудивительно, что Эдуард IV ему не доверял. Малого того, герцог, насильно и несчастливо обвенчанный в возрасте одиннадцати лет с одной из многочисленных сестер королевы, возненавидел весь клан Вудвиллов и готов был совершить любые деяния, лишь бы им насолить. И они с Ричардом начали собирать вокруг себя всех представителей «старого нобилитета» и их приверженцев, подстрекать и пугать угрозой всевластия Вудвиллов, распространять слухи, и правдоподобные и ложные, об их безнравственности. Ричард написал в совет благожелательное и уважительное послание, выразив в нем свою верность юному королю, но и напомнив о завещании брата и правомерности своих притязаний на достойное место в новом правительстве. Конечно же, он сделал все для того, чтобы письмо получило самую широкую огласку в королевстве, а поскольку герцог уже приобрел большую популярность — прошлогодние свершения в Шотландии еще не были забыты, — его заявление произвело необходимый эффект.
Общественное мнение подготовлено, пора действовать. Коронация назначена на воскресенье, 4 мая. После коронации Эдуарда V Вудвиллы могут спокойно провозгласить: в протекторате нет никакой необходимости, так как — и это уже имело место после коронации Генриха VI — функции протектора автоматически переходят к совету. Следовательно, Ричард во что бы то ни стало должен сорвать церемонию. Ему повезло: Эдуард находился в Ладлоу, откуда до Лондона добираться целую неделю. Вдобавок дядя мальчика, лорд Риверс, которому предстояло сопровождать Эдуарда, решил до отъезда отпраздновать День святого Георгия. Иными словами, они могли выехать из Ладлоу не раньше 24 апреля, что давало герцогу Глостеру достаточно времени для осуществления своих замыслов. Ричард написал Эдуарду: он и Бекингем, естественно, желали бы присутствовать при торжественном въезде короля в город, и потому встретят его в Нортгемптоне, чтобы вместе продолжить путь до столицы.
Герцоги прибыли в Нортгемптон 29 апреля, но королевский отряд уже миновал город и расположился в Стоуни-Стратфорде, в 14 милях к югу. Риверс и лорд Ричард Грей, младший сын королевы от первого брака, прискакали обратно, чтобы специально разъяснить причины преждевременного отъезда: в Нортгемптоне недостаточно места для размещения двух свит. Вечером четверо мужчин весело попировали, после чего Риверс и Грей в благодушном настроении отправились спать на соседний постоялый двор, а утром обнаружили, что ворота заперты и люди герцогов заблокировали дорогу на юг. Когда они наконец освободились, разыскали Ричарда и потребовали объяснений, герцог обвинил их в настраивании против него племянника и подверг аресту. Затем Ричард и Бекингем поспешили в Стоуни-Стратфорд, завладели Эдуардом, увезли его в Нортгемптон и там уже начали убеждать мальчика: Вудвиллы умышленно свели в могилу отца и то же самое сделают с ним. Эдуард в слезах пытался защитить мать и свою семью, но взрослые дяди ему, конечно, не внимали. Все аристократы в свите короля были заключены под стражу, а слуг и служанок прогнали. Риверса и еще несколько человек отправили в Шерифф-Хаттон, замок Ричарда. Позднее его перевели в Понтефракт, где и казнили, по всей видимости, без суда 25 июня. Безусловно, он не заслужил такой участи. Его стремление отстоять интересы семьи было естественным и правомерным. Это был человек высокообразованный, много путешествовавший по Италии и хорошо знавший ее историю и культуру, писатель и поэт, чьи отдельные произведения впоследствии опубликовал Уильям Кэкстон. Одно из них — его перевод «Изречения, или высказывания философов» (французской версии латинского оригинала, выполненной Жаном де Теонвилем) считается первым печатным изданием в Англии. Во время казни на нем была надета власяница.
Ричард Глостер привез племянника Эдуарда V в Лондон 4 мая, но в городе уже знали о перевороте. Королева с девятилетним сыном, герцогом Йоркским, и пятью дочерьми укрылась в покоях настоятеля Вестминстерского аббатства, взяв с собой меблировку и все свои пожитки, которые можно было разместить в святилище. Горожане тоже нервничали. Люди герцога, казалось, овладели всем Лондоном: заняли главные площади и перекрестки, угрожающе расхаживали по улицам, на лодках патрулировали реку. Поползли слухи о том, будто Ричард собирается захватить трон и ополчился не только против Вудвиллов, но и против юного короля.
Но страсти понемногу улеглись. Сначала лондонцев успокоил уважаемый всеми Гастингс, заверив в том, что им нечего бояться, а потом и сам Ричард, сопровождавший короля в церемониальной процессии к собору Святого Павла. Он гарцевал рядом с белокурым очаровательным отроком, низко кланялся народу, запрудившему улицы, и восклицал: «Зрите вашего государя и верховного владыку!» Увидев, с каким почтением Ричард относится к племяннику, лондонцы тут же забыли о своих сомнениях. На следующее утро поредевший совет утвердил Ричарда протектором и королевства и короля. Одновременно определилась новая дата долгожданной коронации — 22 июня.
И не обладая особой прозорливостью, об истинных намерениях Ричарда можно было догадаться уже тогда, когда он через десять дней после приезда в Лондон переселил юного короля из дворца лондонского епископа, примыкавшего к собору Святого Павла, в Тауэр. В XV веке Тауэр еще не приобрел зловещую репутацию мрачных застенков. Он тоже был дворцом — с великолепным банкетным залом и роскошными апартаментами, в которых в разное время располагались многие короли из династии Плантагенетов. Но там, конечно же, имелись и другие, менее удобные и желанные апартаменты, а грандиозные стены наглухо отгораживали его от остального мира. Изолировав Эдуарда, Ричард должен был теперь каким-то образом отправить в Тауэр и младшего брата короля. Герцог Йоркский формально тоже мог претендовать на корону, и не было никакого смысла в том, чтобы, заточив в темницу одного принца, оставлять на свободе другого. Препятствия чинила мать. Королева со своим семейством пребывала в убежище Вестминстерского аббатства и не спускала с сына глаз. Ее долго уламывали, приводя самые разные доводы: королю-де скучно без брата; Эдуард все время зовет его к себе; не дело навеки запереть мальчика в монастыре в компании с «престарелыми и древними старцами»; убежища в святилищах предназначены для преступников, а не для принцев крови. Елизавета оставалась непреклонной. Она согласилась отпустить маленького герцога лишь после того, как с ней лично переговорил семидесятидевятилетний архиепископ Кентерберийский, кардинал Берчер, объяснивший королеве-матери: во-первых, ей все равно придется разрешить сыну присутствовать на коронации брата, и, во-вторых, если она и дальше будет упрямиться, то он пересмотрит свое решение о
