даже не слухи, а легенды. Одни рассказывали, будто она была рабыней какого-то султана и попала в город после того, как убила его и сбежала — либо спасла ему жизнь и получила вольную. Другие утверждали, будто она мать Кардинала. Раскаявшаяся шлюха. Принцесса в изгнании. Живущая инкогнито королева…
Словом, выбирайте, что вам больше нравится. Наверняка было известно только то, что рядом с Кардиналом она прошла весь его путь, с самого начала. Она сопровождала его во время восхождения наверх, была с ним до того и осталась после. Это она помогла ему добраться со дна общества в заоблачные сферы, но никто не знал, какова, собственно, ее подлинная роль в строительстве империи Кардинала — кто она: пешка на шахматной доске или тайная повелительница, наблюдающая за событиями из-за кулис?
Одни уверяли, что Леонора всего лишь отшлифовала манеры Кардинала, научила его соблюдать этикет и прочие формальности — и больше ничему; другие — что своим ранним взлетом он обязан ее уму, а без Леоноры он был бы нулем без палочки; третьи клялись, что Кардинал — лишь фасад, за которым таится непревзойденная гениальность Леоноры Шанкар, марионетка, которой она крутит как хочет в своих личных интересах (у этой осмеиваемой теории сторонников было мало, но как знать, может быть, и так…).
— Рада наконец-то с вами познакомиться, Капак, — произнесла она нежным, чарующим голосом, кокетливо хлопая ресницами. Даже сейчас — старая карга, стоящая одной ногой в могиле — она оставалась привлекательной женщиной, и я сам бы охотно с ней… — но к Леоноре Шанкар никто не решался приблизиться, ведь, каков бы ни был ее истинный статус, она однозначно считалась «женщиной Кардинала», и только сумасшедший посмел бы затеять с ней роман.
— Я вас здесь часто вижу, — продолжала она. — Вам нравится мой ресторан?
— Очень нравится, — ответил я.
— Приятно слышать. — Она с нежностью огляделась по сторонам. — У меня такое ощущение, что мы старые друзья — этот зал и я. Много лет прожили вместе, состарились и набрались мудрости в объятиях друг друга. Дорри несколько раз предлагал устроить мне переезд. Вечно меня уговаривает исследовать новые пути и искать новые сферы. — Она покачала головой. — По-моему, он так и не понял, что я связана с этим зданием неразрывными узами. Для Дорри это всегда был просто ресторан. Ресторан, только и всего.
— ДОРРИ? — Я никак не мог понять, о ком она говорит.
— Дорри. Кардинал. Я всегда так его звала. Это от его фамилии, улавливаете? Дорак.
— A-а. Ну конечно же. — Я совсем забыл, что у него есть и настоящее имя, что он не всегда был Кардиналом. Дорак. Дорак, Дорак, а зовут-то его как? Его имени я никак не мог вспомнить, если вообще когда-то знал, но фамилию несколько раз слышал.
Тут заговорил незнакомец в бурнусе:
— Леонора, или ты не собираешься представить меня этому прекрасному юноше?
— Ой, где же моя воспитанность? Капак Райми, это мой дорогой друг И Цзы Ляпотэр. Надеюсь, Капак, что ваша дружба с ним будет хотя бы вполовину такой крепкой и долгой, как моя.
— Очень приятно со мной познакомиться, — ухмыльнулся И Цзы и подался вперед, протягивая мне руку. — Время приспело, друг Капак, — шепнул он мне на ухо. — Приветствую тебя с горячим сердцем и лучшими пожеланиями. — И отстранился; убрал руку. — Выпьем? — громогласно поинтересовался он.
— Пива, пожалуйста. — Я вопросительно уставился на него, размышляя о том, что он мне прошептал. Он в принципе ничуть не изменился с того дня, когда я впервые его увидел: на нем живого места не было от временных татуировок, туши, помады и краски. Видимо, его любимыми цветами были красный, черный и зеленый — он втер их в каждую морщинку, подчеркнул ими любую округлость. Глаза подведены лиловым, губы ядовито-розовые, вдоль носа намалеваны две оранжевые стрелы. Уши унизаны пластмассовыми кольцами — клипсами для тех, кто хочет быть модным, но дырявить тело по-настоящему боится. Сегодня он щеголял в тюрбане, который громоздился на его голове, как прическа «вшивый домик»; из района затылка торчала наподобие японских шпилек пара вязальных спиц. Одежды вились вокруг него косяком голодных угрей: многослойные, лоскутные, скрепленные разноцветными булавками. Ногти на ногах у него были подстрижены неровно — буквально взывали о педикюре; я не удивился, узнав бы, что он обкусывает их зубами.
— Я — это просто нечто, правда, друг Капак? — спросил он.
— Да, с мамой я бы вас побоялся познакомить, — согласился я.
— И Цзы любит строить из себя чудака, — проговорила Леонора. — Но не обманывайтесь: по рациональности его мозг знает себе мало равных. В сущности, он — всего лишь серая уточка в маске павлина.
— Умоляю, — протянул И Цзы с болью в голосе, — разве обязательно выбалтывать все мои секреты за один присест? Дай мальчику немного подивиться на мои странности. Правда — вечная жертва извращений, не так ли, друг Капак?
Я не ответил; да он и не ждал ответа. Несколько минут мы молча пили: я — пиво, Леонора — ароматный индийский чай, И Цзы — желтый коктейль из гигантского бокала.
— У вас странное имя, — заметил я. — Французское?
Он молчал, поигрывая бокалом. И наконец спросил:
— Как вам нравится жизнь рядом с Кардиналом?
— Нравится, — ответил я. — Я здесь себя чувствую как дома. Но учтите: я не сказал бы «рядом» с Кардиналом — я его с первой нашей встречи больше не видел.
— Да? — Он глубокомысленно вытаращил глаза. — Хороший, хороший знак. Кардинал ненавидит проводить время с людьми: они ему на нервы действуют, так ведь, Леонора? — Она кивнула. — Своих рабов он вызывает наверх, только когда считает, что они что-то не так сделали, когда их нужно проучить. Чем меньше он с тобой бывает, тем больше тебя одобряет.
— Сомневаюсь, — улыбнулся я, ускользая от его комплимента. — Я простой страховой агент. Не думаю, чтобы у него было время для представителей моей профессии. Сомневаюсь, что с той ночи он вообще про меня вспоминал.
— Никогда не пытайся угадать мысли Кардинала, — тихо произнес И Цзы. — Я этого отъявленного мерзавца не люблю и как он манипулирует людьми, мне тоже не нравится, но я никогда не вздумаю тягаться с ним интеллектом — перемудрить его и пробовать не буду. Он сумасшедший, и на его методах это отражается. Но эти методы работают, Капак, его безумие работает. Оно сделало его тем, кто он есть, вождем, и я скажу тебе, не сходя с этого самого места, и это верно, как верно, что меня зовут вовсе не И Цзы Ляпотэр: Кардинал для тебя припас кое-что поинтереснее карьеры в страховании.
— И что же, например?
— Не знаю, — сознался он. — У меня есть кое-какие подозрения, но от них толку — как от какашек динозавра. Немного.
— А откуда же вы знаете, что он имеет на меня виды? — спросил я. — Откуда вы знаете…
— Твое имя, — прервал меня И Цзы. — До меня доходили слухи — сорока на хвосте принесла и все такое… Все просто с ума посходили от того, что Кардинал велел притащить с улицы неизвестно кого для личной встречи, а потом пристроил его к хлебному страховому делу под началом бесценной умницы Сони Арне. Но имя меня насторожило еще до слухов.
— Да при чем тут мое имя? — озадаченно спросил я.
— На самом деле, — ответил он, — меня зовут Инти Майми. Псевдоним «Ляпотэр» я взял, когда рассорился с Кардиналом и решил от него дистанцироваться. Инти Майми… Капак Райми: улавливаешь сходство?
— Да, конечно, звучит похоже, но…
— Бери глубже, — настаивал он. — Не только звучание. Смысл. Читал что-нибудь об инках?
— Об инках? — Я наморщил лоб. Кажется, кто-то недавно упоминал о них при мне… — Кардинал, — произнес я вслух, припоминая. — Кардинал упомянул инков во время нашей беседы. Заговорил о моем имени — что оно инкское. Я сказал, что ничего на этот счет не знаю — а он стал уверять, что оно точно инкское. Сказал, что читал о них.
— Еще как читал, — прошипел И Цзы. — Хитрый старый лис. Он и мне про них толковал. Словами «Капак Райми» инки называли месяц декабрь. Это значит «великолепный праздник». А «Инти Майми» — это был июнь, «праздник солнца». Занятно, верно? Такие имена, как наши, мало у кого бывают. И мы оба
