— Конечно, помню. Это было, когда Линдберг прилетел[138], в мае, в субботу.
— Да, был такой ветер, и все говорили, что он сломает себе шею, что он сумасшедший. Мы не могли поехать в Бурже. У нас не было денег. Мы ходили вечером по бульварам. Ты ужасно беспокоилась. А когда стало известно, что он прилетел, помнишь, что творилось? Я тебе сказал: «Поздравляю вас, Лиза». Как все кричали, и мы тоже.
Лиза снова улыбнулась.
— Да, мы ужасно кричали.
— Я кричал: «Я вас люблю, Лиза», и ты услышала и ответила: «И я вас люблю, Андрей». Помнишь? И тогда мы в первый раз поцеловались. Помнишь?
— А на следующий день мы купили большой портрет Линдберга и прибили над моей кроватью, чтобы я всегда думала о тебе. Какие мы были глупые.
— Были? Разве мы и сейчас не такие же?
Лиза обняла его.
— Ну конечно. Мы и сейчас такие же. И я так же люблю тебя.
— А я люблю тебя еще больше, Лиза. Знаешь, я всегда любил тебя одну. Только иногда, как это тебе объяснить, иногда мне казалось, что я все это сам выдумал — и тебя, и свою любовь. Как будто тебя вовсе нет. Я смотрел на тебя и не видел, не слышал тебя. Ты не понимаешь?
Лиза сдвинула брови, соображая.
— Нет, не понимаю. Как это?
— Я теперь сам не понимаю. Но тогда это было часто. И несмотря на это, я очень ревновал тебя, — он помолчал немного. — К «нему», — добавил он тихо.
Она покачала головой.
— Не надо об этом. Ты сам говорил, мы такие, как прежде, совсем беспечные, совсем веселые, совсем дети.
— Да, дети. Тебе двенадцать, мне четырнадцать лет, и мы играем в кругосветное путешествие.
Он снова оживился.
— Лиза. Мы в Китае. Как тебе нравится это рисовое поле?
Лиза огляделась.
— Очень нравится. Мне всюду нравится, где ты со мной. Только это рисовое поле следовало бы почистить и вам, господин китаец, причесаться.
Она встала.
— А как же насчет завтрака? И китайцы есть хотят.
— Я сейчас. Дома только хлеб и сыр. А выходить, — судорога снова прошла по его щеке, — я бы не хотел.
Лиза перебила его.
— Тебе и не надо выходить. Я все куплю. Ты в это время накрой на стол. У меня деньги есть.
Андрей протянул ей пятьдесят франков.
— Вот, возьми еще. Это последние, но мне ведь теперь не надо.
Лиза захлопнула за собой дверь и быстро пошла по дорожке сада.
«Как холодно. Совсем не лето. И ни цветов, ни солнца».
Серое облачное небо низко спускалось над крышами домов.
На углу у самого забора стоял усатый человек в черном пальто и котелке. Он внимательно посмотрел на нее.
Ее руки похолодели.
«Нет, это ничего. Это прохожий, он гуляет. Почему бы ему и не гулять здесь?»
Она прошла мимо него, колени ее дрожали. Он, казалось, не заметил ее.
Но когда она вышла из магазина, он стоял перед витриной, с любопытством рассматривая банки консервов.
Тяжелый пакет оттягивал ей руку. Она боязливо оглянулась. Усатый человек в котелке медленно двинулся за ней.
Она, задыхаясь, вбежала по ступенькам и позвонила. Дверь сейчас же открылась.
— Так быстро, Лизочка? Ты запыхалась.
— Я хотела скорее домой, к тебе.
Андрей взял у нее пакет.
— Какой большой. Тебе было трудно нести?
Она все еще тяжело дышала.
— Нет, но я бежала. У нас так хорошо, на улице холодно, противно.
— Ты никого не встретила? — спросил он озабоченно.
Лиза сняла пальто.
— Никого. Или нет, дай подумать. Встретила. Одну кошку и двух грачей.
Андрей успел причесаться и переодеться в новый, незнакомый Лизе костюм.
Лиза оглядела его.
— Какой ты элегантный, Андрей. Ну, идем завтракать.
В столовой все было убрано и стол накрыт. Андрей развернул пакет.
— Хорошо, что ты так быстро вернулась, мне без тебя опять страшно стало.
Лиза погладила его волосы.
— Не надо, не надо, — заторопилась она. — Смотри, что я принесла.
Они сидели за столом, не рядом, а напротив, чтобы лучше видеть друг друга.
Лиза положила себе кусок курицы на тарелку.
— Я никогда не ела такой вкусной курицы.
Она подняла стакан.
— Я никогда не пила такого вкусного вина.
— А я никогда не видел у тебя такой прелестной улыбки и таких прозрачных глаз.
Она засмеялась, тряся головой. Светлые волосы запрыгали вокруг ее лба.
— Это оттого, что я счастлива, — она задумалась. — Знаешь, Андрей, я где-то читала, что Гете в старости спросили, сколько времени он был счастлив за всю жизнь. Он ответил: «Семь минут». А я уже счастлива четыре часа, с той секунды, как я вошла к тебе утром. Это достаточно для целой жизни, это, может быть, даже слишком много.
Она вздохнула.
— Такое счастье трудно перенести. Слишком хорошо. Ведь ты тоже счастлив?
Он молча кивнул. Лицо его было повернуто к окну. Его темные глаза блестели, губы улыбались. Свет падал на его порозовевшие щеки. Ей казалось, что это не свет, а отблеск счастья, молодости и силы.
— Какой ты молодой, — сказала она грустно.
Он рассмеялся.
— Но ведь ты на два года моложе.
— Да. И ты всегда казался мне старше, а теперь я вижу, ты совсем мальчик. Налей мне еще вина.
Она, улыбаясь, пила. Голова ее устало склонилась.
— Ах, как я счастлива, счастлива, счастлива, — вздохнула она. Он наклонился к ней через стол.
— Ты устала?
Она положила руку на стол и опустила на нее голову.
— Ужасно устала.
— Тебе надо лечь.
— Нет, только не спать. Мне жаль проспать хоть одну минуту. Ведь так мало осталось.
Можно лечь и не спать. Ты отдохнешь в постели. Пойдем. Он помог ей встать.
На буфете лежал голубой конверт. Она узнала почерк Наташи.
— Это тебе письмо. Я забыл про него.
Лиза разорвала конверт.
