— Не мало?
— Нет, хватит.
Вера кладет деньги под тарелку. У Люки сильно стучит сердце. А вдруг забудет? Но Вера встает и прячет деньги в сумку.
— Ты поедешь со мной, мама. Поможешь мне выбрать.
— И я, и я, — просит Люка.
— И тебя возьмем. А потом мороженым тебя угощу. Ну, идем, помоги мне одеться.
Владимир Иванович берет Люку за плечо.
— Спасибо, Люка, за Веру.
— Ну вот еще, — Люка скромно опускает глаза…
— Достань чулки, серые, те, с каемкой, знаешь, и платье серое бархатное, — командует Вера из ванной. Вода шумно бежит из крана, и плохо слышно, но переспрашивать нельзя. Вера рассердится. — Рубашку с кружевом. И все надуши.
Вера выходит из ванной розовая и свежая, совсем не похожая на ту, что сидела здесь на кровати. Вера пудрит плечи, руки и грудь.
— Зачем это?
— А тебе что? Не тебя ведь пудрят.
Мелкая легкая пудра летит по комнате. Люка кашляет.
— И ноги тоже?
— И ноги, — насмешливо отвечает Вера. — Ну, давай скорей рубашку.
— Это все так стараются для портнихи?
— Все.
Люка обдергивает Верино платье.
— Какая ты красивая.
Вера печально качает головой. Маленькие серые перья на ее шляпе дрожат.
— Теперь уже недолго.
— Что недолго?..
Но Вера старательно мажет губы перед зеркалом.
— Мама, я готова. Идем. Скажи, сколько времени еще не будет видно?
— Месяцев пять, даже шесть.
Вера надевает шубу.
— Господи, как мало времени осталось. Ах, как мне надо торопиться жить.
Владимир целует ее руку.
— До свидания, Верочка.
— Я наверное опоздаю к обеду. Знаешь, в магазинах, у портнихи…
— Ничего, Верочка. Я подожду.
Они втроем спускаются с лестницы. Но на улице Вера вдруг останавливается.
— Вот что, — говорит она смущенно, — я передумала. Я лучше поеду одна.
— Хорошо, хорошо, Верочка, — поспешно соглашается Екатерина Львовна. — Я тоже думаю, мы будем тебе только мешать.
— Приходи вечером, мама.
— Как же так, Вера, а мороженое?
Но Вера, не слушая, останавливает автомобиль. Люка подбегает к ней.
— Я скажу шоферу адрес, а ты садись.
Вера зло смотрит на нее.
— Что ты за мной шпионишь, змееныш? Поезжайте прямо, — говорит она шоферу и захлопывает дверцу.
Люка совсем сбита с толку.
— Отчего она опять рассердилась?
— Не обращай внимания, Люка. Вера очень нервна, это пройдет.
— А мороженое как же? Вера обещала…
Но Екатерина Львовна торопится.
— Тебе пора в лицей, Люка.
На столе две бутылки вина, финики, копченая селедка, плитка шоколада, учебники и тетрадки.
Жанна в гостях у Люки. Люка подливает ей вина, угощает ее финиками, Екатерина Львовна, как всегда, у Веры.
— …Она жила одна в огромной квартире. Одной жить страшно. Она богатая была и все боялась, что ее убьют, никому не верила, — рассказывает Люка шепотом. — Боялась, и убили. Утром нашли в кухне с перерезанным горлом, и все стены в крови. Как раз в Марди-Гра[115], и маски приходили смотреть. А вечером в доме напротив нашли вторую старуху зарезанную. И думали, тот же убийца. Но это одна зарезала другую, понимаешь? А потом и себя. Вечером в Марди-Гра. Под окнами танцевали Пьеро, играли на бумажных дудках. А соседи видели, как старуха накануне стучалась. И пряталась под зонтик, чтобы ее не узнали. Под зонтик, хотя дождя не было. А та с балкона смотрела: «Это вы? Что давно у меня не были?» — и сама впустила… Зонтик, а дождя не было, — повторяет Люка. — Как приятно, даже в горле щекочет. Зонтик. Большой зонтик. Под ним вдвоем идти можно. — Люка на минуту задумывается. — А ее все-таки видели… И зонтик не помог. Сама зарезалась бритвой, а не то бы гильотина.
Жанна испуганно смотрит на нее.
— Ты это выдумала?
— Нет, я в газете читала. Хочешь, еще расскажу?
— Нет, нет, пожалуйста, не надо. Я боюсь. Мне ночью приснится.
Люка хохочет.
— Трусиха, — и серьезно прибавляет: — Я тоже иногда боюсь ночью, но только не убийц. Что же ты не пьешь?.. Невкусно?
Жанна пьет, потом вдруг тяжело и беспомощно кладет голову на стол и плачет.
— Ах, Люка.
Люка трясет ее за плечо.
— Ну, Жанна, ну что с тобой? Хочешь воды? Съешь шоколаду, пройдет.
Но Жанна плачет все сильней.
— Ах, я так несчастна.
— Ты?.. — удивляется Люка и с любопытством смотрит на подругу.
— Я, я… — всхлипывает Жанна, — я его так люблю… А он, а они…
— Кто он? Кто они?
— Поль. Поль и Ивонна…
— Ах, вот оно что… — Люка трясет головой.
— Нет, ты не смейся. Я ужасно, ужасно, ужасно люблю его.
— А он?
— Он совсем не любит меня. Ему безразлично — я или Ивонна.
Люка смотрит на хорошенькую плачущую Жанну, и ей жаль ее. От выпитого вина она как-то особенно ясно все понимает: и Жаннино горе, и звон часов в столовой, и всю жизнь.
— Послушай, — она трясет Жанну за плечо. — Ты не плачь. Ты несчастна, но ведь и я тоже несчастна. Это всегда так. Так уж устроено. Сначала все несчастны, а потом выходят замуж, и богаты, и счастливы. Я знаю. Так и с Верой было. И с нами так будет. Надо только подождать. И я жду. Мы только еще немножко слишком молоды. Вот и все.
Жанна поднимает лицо.
— Правда, Люка?
