Она кивает.
— Да, знаю…
Так тяжело, так смутно. И о чем он спрашивает, разве не ясно?
А может быть, всего этого нет, все это только снится. Этот полутемный балкон, и открытая дверь, и лампа на столе.
— Люка, — Арсений берет ее за руку. — Ведь вы славная девочка, вы хорошая девочка, не правда ли? И вы никому не скажете, дайте честное слово, что не скажете?
Зачем он это? И кому она может сказать?
— Ну, дайте же слово.
— Честное слово, — говорит она тихо.
Все непонятно. Совсем, совсем не этого она ждала.
— Помните, Люка, если вы проговоритесь, будет страшное несчастье. Я вам верю. Никому, слышите. Ни даже самой Вере.
— Ну конечно. Раз никому, так и не Вере.
Он выпускает ее руку.
— Так помните, никому, — и улыбается, успокоенный. — А читать чужие письма стыдно, Люка. В особенности такой милой девочке, как вы. Но вы больше не будете, не правда ли? А теперь бегите домой.
Как домой?.. Он посылает ее домой?..
— Я пришла, — говорит она хрипло, собрав последние силы, — оттого, что я тоже люблю вас. Я бы не сказала, если бы не прочла письма.
— Вы меня любите? — глаза его становятся большими и удивленными. — И при чем тут мое письмо?
— Ах, зачем вы притворяетесь? — Люка топает ногой. — Зачем? Ведь я знаю. Я прочла письмо, вы меня любите.
Он внимательно и удивленно смотрит на нее.
— Вот оно что, — говорит он задумчиво. И только теперь замечает ее длинное платье, ее намазанные губы и подведенные глаза. — Вот оно что, — и снова берет ее за руку. — Так вот оно что. Вы любите меня, маленькая Люка. И вы из письма поняли, что я тоже люблю вас?
— Ну да, да, — Люка чуть не плачет.
— И вы пришли ко мне?
— Ну да…
— И чтобы понравиться мне, так нарядились?..
Люка молча кивает. Ее пальцы дрожат в его руке.
— Вы дрожите? Вам холодно?
Она качает головой.
— Нет.
Луна освещает балкон, лунный свет падает прямо на Люку, на ее белое шелковое платье, на ее светлые волосы, на ее встревоженное лицо.
— А вы прехорошенькая, Люка. Как я раньше не замечал? Но все-таки, зачем вы пришли?
— Чтобы вы знали, что я люблю вас, — грустно говорит Люка.
— Ночью?..
— Я думала, когда любят, всегда хотят быть вместе ночью…
Он смеется.
— О, да вы, я вижу, опытная, — и ведет ее в комнату. — Не бойтесь. Я ничего вам не сделаю.
— Я не боюсь…
Он подводит ее к дивану.
— Садитесь, Люка.
Она покорно садится. Дверь в сад открыта, там темно и цветы. Диван широкий, много подушек. Арсений с любопытством рассматривает ее.
— Какая смешная, какая хорошенькая. И губы намазаны. Так вы любите меня?
— Люблю, — грустно и устало отвечает Люка.
— Давно?
— Всегда.
— А вы никому не скажете, Люка?
— Я ведь дала уже честное слово.
— Нет, поклянитесь, Люка, что не скажете. Если кто-нибудь узнает, главное Вера. Клянетесь?
— Зачем же Вере рассказывать? Ей неинтересно…
— Клянетесь, что не скажете ей?
— Клянусь. Никому…
— А теперь…
Он наклоняется к ней. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза и губы его так близко. Эту минуту она ждала всю жизнь.
— Так вы любите меня, Люка?..
— Люблю, — вздыхает она.
Он обнимает ее голые плечи, притягивает к себе.
— Любите? — и целует ее в губы.
Люка порывисто вздыхает. Она, как испуганная птица, сидит на самом краю дивана. Из-под бального платья смешно выглядывают ноги в коротких, детских чулках. Он целует ее голые, надушенные колени. Губы у него холодные. Шелковое платье шуршит. Она тихо вскрикивает, закрывает глаза и беспомощно опрокидывается на спину, в мягкие подушки…
Тихо, слышно только, как стучит сердце, как шуршит шелк под ее пальцами. Тихо, мучительно, блаженно…
Но ведь это уже было… И эти ледяные губы, и нежные руки, и мучительный, блаженный страх. Только где? Когда? Люка открывает влажные глаза. Слезы текут по щекам. Отчего она плачет? Ведь ей так хорошо… Это уже было. И эта слабость… И этот лунный свет… Но где? Когда?..
— Азраил, — вдруг вспоминает она, — Азраил…
Черные глаза наклоняются над ней.
— Что? Что ты говоришь, Люка?
— Азраил, — повторяет она. — Нет. Не Азраил. Ты — Арсений.
Вера проснулась от стука в ухе. Это сердце. Надо лечь на правый бок, чтобы не мешало. Она осторожно поворачивается. Нет, все равно стучит. И на правом боку лежать еще неудобнее, еще тяжелее. Так устала, а не заснуть больше…
— Вам страшно? — спрашивает скрипучий голос над самым ухом.
— Еще бы, — отвечает другой. — Здесь стены в пять сантиметров и крысы без зубов…
— Да, скверный дом…
Вера вздрагивает и открывает глаза. Никого нет. Все тихо…
Сквозь неплотно задернутые шторы слабо светит луна. В темноте вещи кажутся громадными и угловатыми.
Вера приподнимается на локте, оглядывается. Куда она попала?.. Где она?.. Она ощупывает свое лицо, волосы, подушку и садится, сбросив одеяло. Зеленоватый свет луны падает прямо на ее свесившиеся с кровати белые ноги. И, как всегда ночью в темноте, она вспоминает о смерти.
«Я умру. Я скоро умру…»
Она вытягивает ноги вперед, шевелит пальцами. Зеленоватый лунный свет падает прямо на них.
«Мои ножки. Мои бедные ножки. Я буду лежать в земле, и черви будут есть мои белые ножки».
