прости меня, но я люблю тебя больше жизни!
– Салина, перестаньте! Пожалуйста, не надо! – умолял он, но девушка все цеплялась за его руки.
– Я не могу позволить вам уехать, не сказав, что люблю вас. Джордан, я всегда буду любить вас!
– Салина! – огорченно сказал он. – Я люблю другого человека!
– Неправда! – прошептала она. – Пожалуйста, скажите, что это неправда!
– Простите, Салина, мне очень жаль.
– Никто другой не сможет любить вас так, как я, никто не принесет большей жертвы!
– Салина, пожалуйста, перестаньте! Я не хочу, чтобы вы так унижались.
– Унижалась? – переспросила она. – Джордан, вы не понимаете. Унижение – это мелочь!
– Салина, прошу вас!
– Джордан, позвольте мне доказать – доказать вам, с какой радостью я пойду на любую жертву!
Она прикрыла ладонью его губы, не давая говорить.
– Нам даже не обязательно ждать свадьбы. Я отдамся вам сегодня ночью!
Он покачал головой, и девушка крепче прижала ладонь к его губам, заглушая возражения.
– «Не сетуй, точно праздная девица, что жизнь расшита блестками греха», – прошептала она дрожащим голосом. – Дайте мне шанс, милый мой Джордан, пожалуйста, дайте мне шанс доказать, что я могу любить и ценить вас больше, чем любая другая женщина. Вы увидите, что ее любовь померкнет рядом с пламенем моей.
Джордан сжал ее запястье, отводя ладонь девушки в сторону.
– Салина, – сказал он, с невыразимой жалостью склонившись над ней, – это вовсе не женщина.
Девушка уставилась на него. Оба ошеломленно приросли к месту. Смысл его слов медленно расползался в душе Салины, точно покрывая ее инеем.
– Не женщина? – наконец спросила она. – Значит, у меня нет никакой надежды? Совсем никакой?
Он не ответил. Девушка встряхнулась, будто просыпаясь, переходя ото сна к жестокой реальности.
– Джордан, поцелуйте меня на прощание – в последний раз.
– Ну почему же в последний…
Она так яростно впилась в него поцелуем, что оставила на языке Джордана привкус крови.
– Прощайте, – сказала она.
Салина пошла прочь шаткой походкой больного, долго пролежавшего в постели. У двери в свою спальню она пошатнулась, выставила руку, чтобы не упасть, и посмотрела на Джордана. Ее губы двигались беззвучно.
– Прощай, Джордан. Прощай, любовь моя.
Ральф Баллантайн привез ружья – тысячу новеньких, в заводской смазке, карабинов, уложенных по пять штук в каждом ящике, двадцать ящиков на фургон. Еще десять фургонов были нагружены патронами – все это оплатил алмазный прииск «Де Бирс». Три фургона со спиртным Ральф привез на продажу, а в последнем доставил мебель и утварь для дома, который Зуга строил для себя в Булавайо.
Переходя реку Шаши, Ральф имел в кармане гарантированную прибыль в тысячу фунтов стерлингов, надежно спрятанных в сейф банка в Кимберли, но на душе у него было неспокойно.
Он не знал наверняка, сообщил ли Базо Лобенгуле, кто похитил каменных соколов. Возможно, один из воинов Базо в тот раз узнал Ральфа и вопреки приказу короля проболтался жене, которая проговорилась матери, которая растрезвонила мужу. «В Матабелеленде и шагу нельзя ступить, чтобы об этом не узнали абсолютно все», – однажды предупредил Ральфа Клинтон. Впрочем, ради прибыли от этой поездки и возможности снова побывать в Ками стоило рискнуть.
В первый день пути после пересечения Шаши риск оправдался: Базо собственной персоной во главе отряда красных щитов встретил караван и с невозмутимым видом приветствовал Ральфа.
– Кто осмелился идти этой дорогой? Кто посмел навлечь на себя гнев Лобенгулы?
Осмотрев нагруженные фургоны, Базо сел у костра вместе с Ральфом.
– Я слышал, что какой-то белый умер в лесу между великим Зимбабве и рекой Лимпопо. Как его звали? – тихонько спросил Ральф.
– Никто не знает об этом, кроме Лобенгулы и одного из вождей, – ответил Базо, не сводя глаз с пламени костра. – Даже королю неизвестно, кто был этот безымянный незнакомец, откуда пришел и где похоронен. – Базо нюхнул табаку и продолжил: – И мы с тобой никогда больше не будем говорить на эту тему.
Базо поднял взгляд, и в темной глубине его глаз Ральф заметил тень, которой там не было прежде. Молодой индуна смотрел взглядом конченого человека – человека, потерявшего веру в брата.
Утром Базо ушел, а Ральф продолжил путь на север. Все опасения развеялись, он словно парил в воздухе, как серебристо-лиловые грозовые тучи, громоздившиеся на горизонте.
На переправе через реку Ками его ждал Зуга.
– Быстро ты обернулся!
– Быстрее еще никому не удавалось! – согласился Ральф, подкручивая темные усики. – И вряд ли удастся, пока мистер Родс не построит здесь железную дорогу.
– Мистер Родс прислал деньги?
– Звонкими золотыми соверенами! – подтвердил Ральф. – Я везу их в седельных сумках.
– Остается лишь уговорить Лобенгулу их принять.
– Ну, папа, ты представитель мистера Родса, вот ты и уговаривай. Я свое дело сделал.
Три недели спустя крытые брезентом фургоны все еще стояли у ограды крааля Лобенгулы неразгруженные. Каждый день, с раннего утра до сумерек, Зуга ждал возле хижины короля.
– Король болен, – говорили ему.
– Король у своих жен.
– Возможно, король выйдет завтра.
– Кто знает, когда королю надоест общество его жен?
Наконец даже Зуга, который прекрасно понимал обычаи Африки, разозлился.
– Скажи королю, что Бакела поехал к Лодзи, чтобы сообщить, что король презрительно отвергает его дары, – велел он Гандангу, который в очередной раз вышел с извинениями, и приказал Яну Черуту седлать лошадей.
– Король не давал тебе разрешения уехать! – ошеломленно возразил встревоженный Ганданг.
– Тогда передай Лобенгуле, что его отряды могут убить посланца в пути, но весточка все равно дойдет до Лодзи, который сейчас сидит в великом краале королевы за морем, наслаждаясь ее благоволением.
Королевские гонцы догнали нарочито медлившего Зугу еще до того, как он добрался до Ками.
– Король просит Бакелу вернуться и примет его без промедления.
– Скажи Лобенгуле, что сегодня Бакела заночует в Ками – а может быть, и завтра тоже. Кто знает, когда он сочтет необходимым поговорить с королем.
В Ками кто-то наверняка следил в подзорную трубу за дорогой и увидел поднятую лошадьми Зуги пыль: хотя до холмов оставалось не меньше мили, навстречу галопом летел всадник – худощавая фигурка, длинные черные косы, разметавшиеся по ветру.
Зуга спрыгнул на землю и поднял Луизу из седла.
– Луиза! – прошептал он, целуя ее улыбающиеся губы. – Ты не представляешь, как медленно тянутся дни, когда тебя нет рядом.
– Ты сам заставляешь нас обоих нести этот крест! – ответила она. – Я уже совсем здорова – спасибо Робин! – а ты по-прежнему вынуждаешь меня бездельничать в Ками. Зуга, неужели мне нельзя жить с тобой в Булавайо?
– Можно, моя дорогая, – как только на нашем доме появится крыша, а на твоем пальце – кольцо.
– Какой ты благопристойный! – Она скорчила рожицу. – Кто бы мог подумать!
– Уж какой есть! – ответил Зуга, снова поцеловал Луизу и посадил на гнедую арабскую кобылку – свой подарок в знак помолвки.
Зуга и Луиза ехали рядом, соприкасаясь коленями и переплетя пальцы, а Ян Черут незаметно тащился следом, за пределами слышимости.
– Осталось подождать всего несколько дней, – заверил Зуга. – Я подстегнул Лобенгулу. Скоро уладим дело с ружьями, и тогда ты можешь выбирать, где именно сделаешь меня самым счастливым мужчиной на
