нэповского общества и составило необходимое условие близких перемен. В 1929 году партийная пресса непосредственно приступила к созданию культа личности генерального секретаря. Сталин был впервые назван организатором вооруженного восстания в Петрограде, создателем Красной армии и вождем мирового пролетариата.
23―29 апреля проходила XVI конференция ВКП(б), которая в конце своей работы заслушала информацию о пленуме ЦК-ЦКК и одобрила его решения о борьбе против правого уклона. Конференция постановила провести вторую генеральную чистку всех партийных организаций. Но главное место в работе конференции занял вопрос о первом пятилетнем плане развития народного хозяйства. Конференция отвергла попытки Рыкова, Бухарина и Томского предложить вниманию делегатов умеренные темпы развития промышленности и сельского хозяйства и утвердила оптимальный вариант пятилетнего плана. План предполагал вложение в капитальное строительство промышленности 19,5 миллиарда рублей или в четыре раза больше, чем за предшествующие пять лет. Он получил громкое название программы развернутого наступления социализма по всему фронту и был рассчитан на построение фундамента социалистической экономики и вытеснение капиталистических элементов из всех отраслей народного хозяйства.
Главным содержанием периода, получившего название новой экономической политики, с точки зрения последующего этапа стало создание необходимых условий для форсированной модернизации общества — т. е. укрепление авторитарной системы власти, опирающейся на надежную социальную базу. Основной социальной базой стали не рабочие и не крестьянская беднота, а непризнанный партийными теоретиками «новый класс» многоликой государственной бюрократии, объединенный партийным орденом в могущественный и довольно многочисленный социальный слой, приверженный государственным ценностям.
Расслоение деревни происходило, но не только на традиционную бедноту и кулаков, а на крестьянство и деревенский аппарат власти с активистами. Этому способствовало постоянное внимание партии к материальному положению своих функционеров. Для массы новоиспеченных членов партии партийный билет стал пропуском на вход в бюрократическую обитель Советской власти, на занятие привилегированного, обеспеченного положения в обществе. Последнее стало характерным не только для номенклатуры, слоя ответственных работников разного уровня, но и для значительной части рядовых коммунистов. Наиболее сметливые и активные хозяева открыли для себя промысловое значение «коммунизма», поскольку сама партийность как таковая представляла для крестьянина, как и для представителя любого другого класса, весьма прибыльное предприятие, доставлявшее семье доход куда более весомый, нежели какое-нибудь патриархальное отходничество. Из исследования по Вятской губернии видно, что среди 219 деревенских коммунистов, находящихся «у сохи», только 45 человек не занимало должностей. Зато 88 человек являлись председателями и членами сельсоветов, 32 находились в правлении обществ взаимопомощи, 16 являлись членами исполкомов, 21 — правлений кредитных товариществ, 17— правлений потребкооперации. В переводе на язык денег эта общественная работа означала, что 25 товарищей зарабатывают в год от общественной должности по 100―200 рублей, 22 — по 200―300 и 24 партийца получают по 300 и более рублей. Для сравнения можно сказать, что кустарный промысел давал крестьянину от 30 до 100 рублей в год. При малой денежности крестьянских хозяйств, суммы от 100 до 300 рублей являлись огромными, 300 рублей приблизительно равнялись 300 пудам пшеницы, т. е. урожаю с 7―8 десятин земли[901]. К тому же нельзя не упомянуть о «нелегальных» доходах в кредитном товариществе, потребиловке и проч., где «товарищи», разумеется, не могли не пожинать плодов общественного доверия, не поддающихся официальной статистике. Подобный расклад доходов означал еще и то, что при чрезвычайных обстоятельствах, при крутом повороте событий, деревенский коммунист мог с большей уверенностью отдать предпочтение рублям, «пожатым» с нив заседаний в тиши кабинетов перед трудовой черноземной копейкой землероба, и послушно следовать в русле партийных директив и казенных интересов.
Задача идеологической отставки новой экономической политики была в значительной степени упрощена тем, что пресловутый нэпман не сумел завоевать в постреволюционном обществе социального авторитета, словно нэпманы сами стремились походить на те карикатурные образы, которые с них рисовала советская пропаганда. В самой партии никогда не угасали лозунги типа «Бей кулака». Эмигрант Валентинов писал в своих воспоминаниях, что такие настроения были весьма распространены среди членов партии: «Партия, особенно в ее низовых ячейках, инстинктивно, подсознательно была против нэпа»[902]. О том же свидетельствуют рабочие материалы Цека. В сельскохозяйственных губерниях в годы нэпа в части парторганизаций господствовало упадочное настроение, коммунисты меж собой поговаривали о том, что партия отошла от бедноты, что надо бить и расправляться с кулаками[903].
К лету 1929 года стратегическое решение было принято, единая воля в руководстве достигнута, аппарат максимально отмобилизован, настроение в партии подготовлено. Теперь только оставалось ждать осени, традиционного сезона наступления власти на крестьянство.
Примечания
1
2
3
См.:
4
5
