Но за десять лет ни он, ни она не забыли того разговора. Конечно, все это время они делали вид, что ничего не было, и жили вдали друг от друга, преследуя свои цели и пытаясь забыть о случившемся.
Но не теперь, когда судьба вновь поставила их лицом к лицу и в глазах друг друга они увидели отражение того, что каждый все это время носил в себе.
Суон, как будто не заметив долгой паузы и отсутствующего вида Джима, повторила вопрос:
– И как он?
Джим тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли.
Как он?.. О ком это она? О человеке, у которого все словно сговорились отнять как можно больше? О том, который каждый вечер перед сном ставит ноги у стенки, чтоб не упали?
Почему-то Джиму не составило труда высказать все, что он думал по этому поводу:
– Он настоящий мужчина, Суон. И всегда был настоящим мужчиной, даже в раннем детстве. Его можно разобрать на винтики, и все равно каждый винтик будет в миллион раз лучше всех, кого я знаю. – Он сделал паузу и добавил, как будто вонзил нож себе в сердце: – Не говоря уж о нас с тобой.
Глаза Суон подернулись дымкой слез.
От боли, что она таила в душе столько лет. От рано утраченной невинности, оттого, что все мечты разбились в прах под ударами собственных ошибок. От подлости коварной судьбы, которая никому не дает второго шанса.
Она прислонилась лбом к его плечу, и голос ее выплеснул всю боль без примесей:
– Ох, Джим! Что же мы натворили? Что мы натвори… – Она поперхнулась словами и заплакала навзрыд.
Джим (Три Человека) Маккензи, навах Соляного клана, обнял за плечи и крепко прижал Суон Гиллеспи к груди, чувствуя, как ее слезы мочат ему рубаху.
Он слушал ее всхлипывания, радуясь, что она еще способна так плакать, и надеясь, что ее слез хватит на них обоих.
Глава 14
– Чувствую, тут дело нечисто. Калеб Келзо найден мертвым в собственном доме, а полицейские явно что-то скрывают. Я думаю, его убили. И как-то странно убили. Иначе к чему такая таинственность?
Эйприл Томпсон нервно расхаживала по кабинету Коринны Рейгонс, главного редактора «Флагстафф крониклс». Женщина, будто сошедшая с портрета Нормана Рокуэлла,[14] неотрывно следила за ней глазами поверх чашки с «Эрл Греем». Бунтарство журналистки почему-то вызывало у нее прилив безотчетной нежности.
Когда Коринна приехала из Санта-Фе, чтобы возглавить провинциальную газетенку, то первым делом навесила этой медно-рыжей красотке ярлык банальной карьеристки, которой не терпится доказать всему миру, что за эффектной внешностью скрывается нечто большее, и которая даже не скрывает своего стремления поставить свою подпись под всем, что выходит на полосах ежедневной многотиражки, даже под некрологами. При этом Коринна сразу догадалась, что Эйприл знает, какого она мнения о ней. Со временем, присмотревшись, примерившись к ней, она поняла, что честолюбие Эйприл отнюдь не равнозначно желанию сделать карьеру любой ценой. Поняла, что журналистка всецело предана своей работе и не задумываясь отдаст карьерные перспективы за одно только слово правды. Она разглядела в ней так называемый анахронизм журналистской добросовестности, какого нет в природе, поскольку представители второй по древности профессии давно свели его к ничего не значащему штампу.
Как-то раз они столкнулись в японском ресторане «Сатура» на Йейл-стрит, где Коринна частенько ужинала в одиночестве, с тех пор как переехала в этот город. У сестры, открывшей во Флагстаффе зубоврачебный кабинет, своя семья, и Коринне порядком надоела роль незамужней тетушки и назойливой свояченицы. Эйприл была дружна с хозяевами ресторана и забежала к ним на стаканчик вина. Коринна увидела ее и подошла. Они неожиданно нашли общий язык. Через некоторое время, слегка охмелевшие, очутились в машине и поведали друг другу свои истории.
Коринну восхищали жизненная сила Эйприл, которую сама она утратила, и привлекательность, которой никогда не обладала. Она считала себя слишком зрелой женщиной, чтобы завидовать, и постепенно искренняя симпатия переросла в глубокую привязанность.
Теперь Коринна уже не сомневалась, кого предложит административному совету взамен себя, когда соберется на пенсию. Пока же Эйприл оставалась простым хроникером и, меряя шагами кабинет начальницы, выплескивала на нее свои мысли вслух:
– В наших краях убийства, как правило, не имеют слишком сложной подоплеки. Пьяные драки, поножовщина, сведение мелких счетов, мужья, забивающие жен до смерти, или, наоборот, жены, забивающие мужей.
Обе женщины знали, что сюжетов, тянущих на Пулицеровскую премию, во Флагстаффе раз-два и обчелся. Но Коринна привыкла доверять журналистке и уже не сомневалась, что за смертью Калеба Келзо кроется если не сенсация, то очень крупный скандал.
