мне, почему я все ещё тут, в этом доме? Эрику я не нужен. Особенно теперь, когда тут есть мистер Стальные Бицепсы.
— Билл надоест ему через пару недель. У Эрика всегда так. Но с тобой все по-другому. У вас с ним другая связь.
И снова очень близко к цели, подумал он. И поблагодарил её за то, что она приняла его сторону, когда они с Эриком возвращались в город.
— Ничего подобного, — заявила она.
Они посидели молча какое-то время. Ноэль решил задать ей несколько вопросов. Он был уверен, что она скажет ему правду.
— Откуда у Эрика такая паранойя? Он как-то связан с преступной деятельностью?
— Преступной деятельностью?
— Ну, ты поняла. Наркотики. Контрабанда. Поэтому он так странно себя ведет?
Стоило ему произнести эти слова, как она выдернула свою руку из его ладони. Тон, которым она ответила, сообщил ему то, чего он не мог разглядеть в темноте: она была оскорблена.
— Что заставило тебя так подумать?
— Не знаю. Я просто слышал кое-что.
— Что «кое-что»? Что он наркодилер? Чушь. Разумеется, он покупает наркотики. Его друзья привозят ему кокаин из Южной Америки. Но никогда в таких количествах, чтобы его можно было продавать. И ты знаешь, как он щедро им распоряжается. Не успеешь оглянуться, как уже кончается.
— Ещё я слышал, что он контролирует проституцию. Женщин. Мальчиков.
— Кто тебе это сказал?
— Я просто слышал.
— Это неправда.
— И что он снимает порнографию.
— Кто наговорил тебе всю эту ложь! — воскликнула она, теперь уже по-настоящему рассердившись.
— Люди.
— Они ошибаются. Ошибаются. Они просто завидуют. Завидуют нам.
— Тогда откуда у него эта чертова паранойя, почему он носит с собой оружие, срывается с места на место без объяснений, говорит мне, что за нами следят, что телефоны прослушиваются?
Он полагал, что последний вопрос вынудит её приоткрыть карты насчет телефонного звонка, но она предпочла не принимать вызов.
— Он говорит, что у него есть враги. Люди хотят… выбросить его.
— Ты имеешь в виду — избавиться от него?
— Да. Избавиться от него.
— Кто? Что это за враги?
— Я не знаю, — сказала она со вздохом. — Эрик считает, что знает. Он говорит, что они фанатики, что они на все готовы, чтобы его уничтожить. Это как-то связано с тем советом, который он пытается организовать, так он мне однажды сказал.
— Я думал, там будут только бизнесмены? Бизнесмены-геи?
— Так и есть. Не спрашивай меня, Ноэль. Я знаю только то, что он мне говорит. Он говорит, что должен заботиться о своей безопасности. Ты же не думаешь, что мне нравится видеть Эрика таким, правда? Он так… изменился. И все эти смерти, которые его окружают. Он говорил мне, что приносит несчастье, что ему нужно держаться подальше от тех, кто ему нравится, что он постоянно их теряет. Ему никогда не удается сделать ничего важного, не лишившись при этом кого-то, кто нравился ему. Он хочет, чтобы я уехала.
— И ты уедешь?
— Он о тебе больше всего беспокоится.
— Он мне так и сказал. А в следующую секунду заявил, что не доверяет мне. Это непоследовательно.
— Эрик такой. Он с каждым днём всё больше сходит с ума. Теперь ещё эти уроки каратэ и джиу- джитсу. Я никак не могу угадать, что он сделает в следующую минуту. Я теряю своё влияние на него. Поэтому ты должен быть осторожен, Ноэль. Более осторожен, чем когда-либо был в своей жизни.
Говоря это, она на мгновение взяла его за руку, потом поднялась, настаивая, чтобы он остался, а сама пошла вниз.
На миг Ноэль подумал, не следует ли ему, несмотря на все, пойти за ней. Но когда она обернулась, входя в лифт, одного взгляда на её лицо, такое напряженное и измученное, ему хватило, чтобы понять, что он не должен этого делать.
9
Почтовый ящик его квартиры был забит до отказа. Он не заглядывал туда уже больше двух недель. Основную часть составляли журналы, на которые он был подписан, бесплатные образцы и прочий мусор, а ещё открытки от коллег по университету, с которыми он едва ли разговаривал в общей сложности десять минут за весь семестр, но которые, кажется, не могли удержаться и не слать открытки изо всех уголков страны и мира, мелким, едва поддающимся расшифровке почерком пересказывая в них забавные истории о своих злоключениях или причудливых местных обычаях, с которыми они столкнулись. От Миреллы ничего не было. Остальное выглядело как счета.
В первом открытом конверте лежал чек с его ежемесячным жалованьем от «Шёпота», которое ему выплачивали через Агентство по исследованию общества и социальной работе из Олбани. Разрывая конверт с одной стороны, он напомнил себе о том, что прежде чем положить деньги в банк и заняться другими делами, он должен позвонить Рыбаку.
Но на этот раз в конверте оказалось что-то новенькое. Между чеком и отчётом, которые он обычно получал, было вложено несколько чистых листков шероховатой тонкой бумаги. Нет, чистыми были не все. На одном было нацарапано: «Звони на „петли“ НЕ из своей квартиры!»
— Приманка на линии, — сказал он в трубку телефона-автомата, расположенного через улицу от дома.
— Одну секундочку, — отозвалась оператор с материнским голосом. Вернувшись на линию, она сказала: — Сегодня днём вы должны отправиться на рыбалку, если сможете.
Кажется, это условный сигнал на случай чрезвычайных обстоятельств? Да, но каких?
— Я могу, — ответил он, надеясь, что будет свободен.
— Хорошо.
Она сказала ему название кинотеатра на Бродвее.
— Сеанс в три часа. Ровно в три тридцать в мужском туалете во второй кабинке от входа. Запомнили?
Он записал сообщение.
— Что-нибудь ещё?
— Больше у меня ничего нет, дорогой.
— А что за фильм?
— Хорошего дня, — заученно произнесла она, прежде чем повесить трубку.
10
Кино на трехчасовом сеансе оказалось пародией на фильмы про Джеймса Бонда, но такой
