щеки заболели.
Она обманывала его, и оба это понимали. Над ними, словно надвигающаяся буря, висело воспоминание о Мэтте Гулигане, зачитывающем первое обвинительное заключение. Если уж это облако нависло над Джеком с Эдди, то что говорить о присяжных?
— Джек, — произнесла Эдди, смакуя его имя, как ириску, — если ты о моем заявлении, мне очень жаль. Я не хотела выступать в качестве свидетеля. — Она закрыла глаза. — Когда Чарли пришел тем утром, я обязана была соврать ради тебя. Все дело в этом, да? Если бы я солгала, у тебя было бы алиби. И ты был бы свободен.
— Эдди, — произнес он до боли равнодушным голосом. — Я тебя не люблю.
Можно быть привязанной к самому твердому стулу и, тем не менее, почувствовать, как земля уходит из-под ног. Эдди уцепилась руками за край стола. Куда исчез мужчина, который уверял, что она луч света, помогающий ему пережить эти унижения? В какой момент между вчера и сегодня все изменилось?
«Иногда, когда меня одолевают мысли, что я проиграю, я представляю, что уже отсидел».
На глаза Эдди навернулись слезы, горячие и злые.
— Но ты говорил…
— Я много чего говорил, — горько произнес Джек. — Но ты же слышала прокурора: мои слова не всегда правда.
Она отвернулась к подвальному окну, крошечному квадратику грязного стекла практически под потолком, пошире открыла глаза и посмотрела вверх, чтобы не разрыдаться. Ей вдруг вспомнился отец, каким он был после смерти матери. Однажды она обнаружила его в гостиной, на удивление трезвого, в окружении газет и сувениров. Он протянул ей шкатулку с безделушками.
— Тут мое завещание. И еще кое-что, что должно быть у тебя. Первое письмо, которое я написал маме, моя медаль за войну в Корее…
Эдди взяла шкатулку онемевшими пальцами и открыла. Здесь лежали предметы, которые собирают после смерти человека, — как сделал отец, когда похоронил маму, как совсем недавно поступила она сама с вещами Хло. Этим ты словно отпускаешь ниточки их жизней, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Эдди увидела, что отец кладет в шкатулку свои модные золотые часы, и поняла: он наводит порядок, чтобы ей не пришлось этим заниматься.
— Ты же не. умираешь! — заявила тогда Эдди и швырнула ему шкатулку.
Рой вздохнул.
— Но ведь могу умереть…
Эдди медленно повернулась к Джеку. Ему нечего было ей завещать: ни медалей, ни воспоминаний. Но он возвращал ей ее сердце, чтобы, когда он уйдет, их ничего не связывало.
— Нет! — решительно заявила она.
Джек непонимающе смотрел на нее.
— Прости?
— Еще бы! Смотришь мне в глаза и беззастенчиво врешь. Господи, Джек, если ты хочешь поставить точку в наших отношениях, то мог бы придумать предлог, в который я бы поверила. Например, что ты меня недостоин. Или что ты не хочешь, чтобы я страдала вместе с тобой. Но говорить, что ты меня не любишь… Извини, в эту глупость я не поверю. — Эдди подалась вперед, видя, что ее слова попали Джеку прямо в сердце. — Ты меня любишь. Любишь! Черт возьми, я устала оттого, что люди, которых я люблю, уходят до того, когда я буду готова их отпустить. Больше этого не случится.
Она встала, окутанная, словно королевской мантией, злостью и решимостью, и направилась к двери, за которой маячил надзиратель, оставив Джека страдать оттого, что она уложила его на обе лопатки.
— Если ты не выспишься, — предупредила Селена, — завтра от тебя толку не будет.
Два часа ночи, а они лежат, уставившись в потолок.
— Да я и сам знаю, — согласился Джордан.
— Ты очень напряжен. — Селена привстала на локте. — Хотя это и кажется невозможным после того, чем мы только что занимались.
— Не могу ничего с собой поделать. В ушах стоит голос Гулигана, который читает этот чертов приговор.
Селена на минуту задумалась.
— Тогда я заставлю тебя отвлечься от этих мыслей.
— Селена, мне уже сорок два года. Ты хочешь моей смерти.
— Макфи, выбрось из головы всякие глупости. — Она села, скрестив ноги, и натянула на себя простыню, как шаль. — Вот послушай. Один парень получает повестку в суд, потому что почтальон поскользнулся на обледеневшей подъездной аллее к его дому и сломал мизинец. Через два дня жена этого парня посылает письмо своему адвокату, начиная бракоразводный процесс. Парень по горло сыт адвокатами, поэтому идет в паб и заливает горе.
— Звучит многообещающе, — прервал ее Джордан.
— Десять рюмок текилы — и он пьян как сапожник. Он залазит на стойку бара и кричит что есть мочи: «Все адвокаты — козлы!»
— Отлично. И как это должно помочь мне отвлечься?
Селена не обратила на его язвительные замечания никакого внимания.
— Мужчина в другом конце бара орет: «Эй, за базаром следи!» Пьяный усмехается и спрашивает: «Да? А ты что, адвокат?»
Джордан закончил анекдот за нее:
— Нет, я козел.
Селена выглядела расстроенной.
— Ты уже его слышал!
— Милая, это я его сочинил. — Он вздохнул. — Нужно сделать что-нибудь приятное, расслабляющее. Может, написать вступительную речь для ирландских экстремистов?
— Ты должен поработать за одного моего знакомого адвоката, — заявила Селена.
Джордан улыбнулся.
— Ты обвинишь меня в сексуальных домогательствах?
— Не знаю. А ты станешь добиваться моей руки?
— Я знаю, чем нам с тобой лучше всего заняться, — пробормотал он.
Селена ожидала, что Джордан обнимет ее, но он отвернулся. Она склонилась над ним, ее волосы коснулись его плеча.
— Джордан?
Он схватил ее за руку, понимая, что удержать ее будет не так-то легко.
— Ты снова хочешь меня бросить, Селена?
— А ты снова хочешь меня придушить, Джордан?
— Я просил тебя выйти за меня замуж. Не думаю, что это преступление.
— Джордан, ты не хотел на мне жениться. Ты просто не мог оправиться после дела Харта, и я оказалась ближе всех.
— Не говори мне, чего я хотел, а чего нет. Я знаю, чего хотел. Тебя. И продолжаю хотеть.
— Почему?
— Потому что ты умная и красивая. Потому что ты единственная знакомая мне женщина, которая станет рассказывать дурацкий анекдот об адвокатах в два часа ночи. — Его хватка стала крепче. — И потому что ты заставляешь меня верить, что существуют вещи, за которые стоит бороться.
— Секс со мной, возможно, и сделает тебя счастливее, но куда же еще усерднее заниматься делами клиентов! — Она покачала головой. — Твоя жизнь неразрывно связана с работой. Ты и меня заставляешь так жить.
— Селена, останься со мной. Я прошу тебя сейчас, чтобы ты не говорила, что это как-то связано с исходом процесса.
— А может быть, это и плохо, — попыталась отшутиться она. — Возможно, стоит попросить присяжных решить нашу судьбу, раз уж у нас тобой не получается?
