сделаем — мои ребята, говорю, Дмитрий Гордеевич, ни за что вас не подведут, а если кто будет в другую сторону тянуть, то я ему живо легкое обтирание устрою. А вообще, говорю, вы же не хуже меня знаете, товарищ мастер, какая у нас группа; дисциплина у нас, говорю, — нигде такой нету; можно сказать, на все училище мы одни. И если, говорю, я прикажу ребятам, просто скажу одно слово — всё выполнят. И вы, Дмитрий Гордеевич, будьте спокойны, никакой вам неприятности не будет. Сказал я так и протянул ему свой ключ: вот, говорю, Дмитрий Гордеевич, с меня начало. Берите. А остальные ключи будут у швейцара вечером. А он и говорит мне: верный ты человек, Мазай, у тебя слово — олово. Потому и ребята тебя здорово слушаются. Ты человек, а не бюрократ. Спасибо, говорит, брат, что выручил. Пожал он мне руку, и я уже двинулся было в обратное плавание. Но Селезнев задержал. И рассказал новость. Она пока секретная. Но от вас-то скрывать не буду, только смотрите — никому. Ясно?
Когда ребята в один голос заверили, что сохранят секрет и никому даже полусловом не обмолвятся, Мазай таинственно сообщил:
— К нам несколько формовщиков переводят из Сергеевки. Из ремесленного. Вот какая новость!
Мазая засыпали вопросами:
— Васька, а почему их переводят в Чкалов? Не сказал Селезнев?
— А из каких классов переводят, не говорил?
— В нашу группу тоже пришлют?
— Только формовщиков переводят?
Васька замахал на них руками:
— Тише! Нас все это и не касается, не наше дело. А насчет того, из какого класса, скажу: из второго. Одного парня даже в мою комнату собираются поместить. Я как узнал об этом, начал буруна бить, ну а Дмитрии Гордеевич уговорил: девать, мол, ребят некуда. Я и согласился. Пускай, говорю, живет. Мастер просил, чтоб я покрепче в руках держал тех, кто в нашу группу попадет. Может, дни хулиганы или лодыри? Все может быть. Пришлось тоже согласиться. И вот я предупреждаю: в случае чего, вы, ребята, помогайте, а то и верно, еще не знаем, каких типов подбросят.
После консультации, по дороге в столовую, продолжали обсуждать новость Мазая. В этом разговоре не принимал участия только Бакланов. Его мучительно преследовала мысль, как поступить с посылкой, чтобы в комнате о ней не узнали.
В общежитие возвратились затемно. Вечером кладовка не работала, и Егор решил, как только в комнате все заснут, унести посылку на хранение до завтра к коменданту. Но дело обернулось совсем по- другому.
Едва ребята вошли в комнату и зажгли свет, Мазай остановился посередине и, раздувая ноздри, начал быстро втягивать воздух, к чему-то принюхиваясь.
— Сережа, ты улавливаешь?. В комнате новый запах появился!
Ближайший друг, правая рука Мазая во всех его начинаниях, — Сережа Рудаков молча повел носом:
— Есть.
— А что? — спросил Мазай. — Чем пахнет?
— Не пойму.
— Ты повнимательнее нюхни. Не торопись.
Сергей всей грудью вдохнул воздух.
— Чесноком пахнет, правда? — спросил Мазай.
— Точно! Чесноком
— А! Как хорошо пахнет! А ты, Егор, слышишь?
Бакланов засуетился:
— Я? Нет, не слышу, У меня насморк. Нос начисто заложило, совсем ничего не чувствует.
— А ты, Колька? — обратился Сережа к четвертому жильцу комнаты, долговязому и застенчивому Коле Епифанову.
— Я? Насчет запаха?
— Правда, чесноком пахнет? — спросил Мазай. — Или, может, нам всем кажется? Как ты соображаешь?
У Коли было плохое обоняние. Никакого особого запаха он не ощутил, но Мазай утверждал, что запах есть, и Коле показалось, будто в комнате действительно пахнет чесноком.
— Да, попахивает, — подтвердил он.
Васька был властителем его дум. Что бы Мазай ни сделал, что бы он ни сказал, Коля все принимал безоговорочно и считал, что только так, а не иначе можно сделать и сказать. Как человек слабохарактерный, он был в полном подчинении у Мазая. Всегда и во всем с ним соглашался и старался ему услужить. Но подхалимом Коля не был. Ему Мазай просто нравился, и он старался делать для него все, что мог, находя в этом даже удовольствие. Мазаю Коля верил беспредельно, и если бы Васька сказал сейчас, что в комнате пахнет не чесноком, а дынями или, скажем, сиренью, он мог поклясться, что так оно и есть.
— Не пойму, откуда чесноком несет? — продолжал рассуждать Мазай. — Как думаешь, Сережка?
— И я никак не соображу. А вот чувствую — пахнет.
— И ничего не пахнет, — возразил Бакланов. — Просто воздух сегодня в комнате тяжелый, и все. А может, накурено у нас? Были же здесь и директор и комендант— всё курящие…
— Людей не смеши! Станут они тебе курить в общежитии! Придумал! А насчет дыма — ты Коле это пой, он может поверить, а Мазая, брат, не проведешь. Я чеснок за километр чую, никогда ошибки не получалось. — Мазай вздохнул, зажмурил глаза и сладостно произнес: — Эх, братцы, и люблю же я чеснок! Верите, мог бы с чаем пить вместо сахара.
— Тоже сказанул! — рассмеялся Сережа. — Сахар сладкий… одним словом, сахар, а чеснок что?
— Кому что нравится, — вмешался Коля. — Тебе, может, сахар нравится, потому что он сладкий, а вот Ваське— чеснок, потому что, наоборот, горький.
Мазай неожиданно повернулся к Егору:
— Баклан, давай менять: я тебе сахару, а ты мне чесноку. Идет? Или не хочешь? Давай! Ты же сластёна, сладенькое любишь.
Егор почувствовал, как тело его немеет и становится легким, почти невесомым.
— Скажет такое, чудак человек! Где же я возьму чеснок? — возразил он, стараясь говорить как можно решительней. — У меня никакого чеснока нету. А если бы был, я и так, без всякого сахару, дал бы. Жалко, что ли?
— Значит, нет у тебя?
— Нету.
— А не врешь?
— Чего мне врать? Была бы нужда…
— А ну, дыхни.
— Сколько угодно.
Бакланов шагнул к Мазаю и, широко разинув рот, дыхнул. На лице Мазая появилось разочарование.
— Еще подбавить? — спросил Егор. — Или хватит?
— Хватит. Чуть-чуть отдает. Значит, ты ел не чеснок… Знаете, ребята, чем Баклан сегодня питался? Колбасой с чесноком. Вот честное слово!.. Угадал я, Бакланчик? Да ты говори, не бойся. Никто у тебя изо рта не отнимет. Ел — значит, ел. Вот только непонятно, когда ты успел. Чего молчишь? Ел колбасу?
Бакланов растерялся, хотел сказать, что он и близко не видел колбасы, но вместо возражения молча кивнул головой.
— Смотрите, а я и не думал! — удивился Коля.
— Сережа, — сказал Мазай, — а ну-ка, загляни под койку Баклана — что-то больно низко одеяло приспущено. Меня подозрение берет. Может, там Баклан склад устроил? От него можно ждать, он хитрющий!
Егор ринулся к своей койке, но не успел сделать и двух шагов, как Сережа уже тащил из-под кровати ящик с посылкой и кричал: