— В справочнике его точно нет, я прекрасно знаю содержание справочника. Хорошо, подождите.
Портье набрал номер на телефоне, о чем-то быстро переговорил с невидимым собеседником, потом еще раз набрал номер, и еще. Все это время Тэ.Тэ. размышляла о том, что и в крошечных городках, где даже гвоздь от ботинка на виду, живут растяпы, неспособные правильно указать направление поиска. А ведь бар, пусть он и маленький, — все же не гвоздь.
— Теперь я понял! — возвестил портье, положив наконец трубку. — Речь идет о новом баре на Маритайм. Он открылся совсем недавно, вот и вышло недоразумение.
— И как же туда добраться?
— О, это совсем недалеко. Выходите из гостиницы и идете налево, до конца бульвара Кальвадос. Сразу за ним начинается бульвар Маритайм. На его пересечении с Пасс де ла Мер и будет этот бар. Но если вы все же захотите полноценно поужинать, милости просим в «La Plage».
— Спасибо, я обязательно воспользуюсь предложением.
Через сорок минут Тэ.Тэ. уже сидела в «Liola» с чашкой кофе и глинтвейном.
Бар был примечательным местом и без необычных снимков Софи, Моники, Марчелло и еще — пышногрудой блондинки со знакомым лицом.
Он был киношным.
Камеры, хлопушки, операторский кран, стоящий в дальнем углу, софиты на раме под потолком. И масса других снимков,
BREATHLESS[35]
PIEROT LE FOU[36]
AMARCORD
Среди множества снимков Тэ.Тэ. без труда обнаружила фото Анук Эме, у которой уж точно не поползла бы чулочная петля; непонятно только, почему такое замечательное заведение пустует — исключая официантов, она здесь одна.
Но если оно открылось недавно, то каким образом попало на страницы Левиного Молескина, давно и безнадежно упрятанного в частную клинику и погибшего там? Скорее всего, существовал еще один бар «Liola». Его закрыли, а теперь открыли другой, с тем же названием — такое объяснение кажется вполне вероятным.
Но если бы существовал старый «Liola», портье обязательно был бы в курсе дела…
— Bonsoir, —
подошедшему к ней мужчине на вид было около семидесяти. Черные брюки, серый просторный джемпер, черная рубашка под ним и узкий бордовый галстук — такой же, как у официантов. Поздоровавшись, он внимательно оглядел Тэ. Тэ., улыбнулся и произнес еще одну фразу на французском. Довольно длинную, но, несомненно, исполненную тепла.
— Je ne parle pas francais.[37]
Это — единственное выражение, которое Тэ.Тэ. знает по-французски. Было еще одно, «я не понимаю французского», вспомнить, как оно выглядит в оригинале, до сих пор не удалось.
— Вы, наверное, русская? — неожиданно сказал старик. С сильным, но при этом удивительно приятным акцентом.
Еще один эмигрант первой волны, подумала Тэ.Тэ.
— Да. А вы?
— Я чех. Меня зовут Иржи. Я владелец этого заведения. Мне очень приятно, что в «Liola» стали появляться посетители. Причем такие симпатичные. Я польщен. Это то, что я сказал по-французски. Вы позволите угостить вас еще одним стаканчиком глинтвейна? За счет заведения, разумеется.
— Спасибо. А как вы определили, что я русская?
— По акценту. У русских очень специфический акцент. Как, впрочем, у всех славян.
— И как у вас.
— Как у меня.
— «Liola» — что это означает?
— Название фильма, в котором играла актриса Анук Эме…
— Здесь все говорят об Анук Эме… Здесь, на побережье.
— Здесь, на побережье, Анук снялась в лучшем своем фильме, потому-то о ней и говорят.
— Речь идет о Довиле, да?
— О Довиле. А как зовут вас?
— Тэ.Тэ., — сказала Тэ.Тэ. — А почему вы не открыли бар в Довиле, если вы поклонник Анук?
— Во-первых, открыть что-либо в Довиле стоит баснословных денег. Во-вторых, если бы я открыл бар в Довиле, мне пришлось бы назвать его «Мужчина и женщина», а я всегда хотел чтобы он носил имя «Liola». В-третьих, я не поклонник Анук. Вернее, не только Анук. Я поклонник кино вообще.
Интерьер, конечно же. Все эти милые подробности, заставляющие трепетать неравнодушное к кинематографу сердце. Лева — вот кто был бы очарован, кто был бы сражен наповал!..
— Это заметно. Значит, вы киноман, да?
— Можно сказать и так. Всю жизнь я проработал на киностудии «Баррандов». Это в Чехии, под Прагой. И не собираюсь расставаться с кино до конца дней своих.
— Вы очень хорошо говорите по-русски.
— Я учился в Москве. У меня сохранились самые теплые воспоминания. О России и о русских.
— Такое не часто услышишь.
— Нет-нет! Об этом говорят чаще, чем вы можете себе представить.
— Я хотела спросить, Иржи… Если вы киноман, то должны знать о кино все.
— Никто не может знать о кино все. Оно постоянно меняется. Меняется даже то, что было снято пятьдесят лет назад.
— А что это за блондинка? На фотографии, рядом с фотографией Марчелло Мастроянни?
— Это Анита Экберг. Она играла в «Сладкой жизни» у Феллини. Помните сцену купания в фонтане? Роскошная была сцена, правда?
— Да, сцена и вправду была восхитительная. Вы что-нибудь слыхали о фильме «Сталинград, станция метро»? Он был снят здесь, в Лионе.
— Боюсь, что нет.
— Режиссер Робер Аколла.
— Я не знаю такого режиссера. Он француз? Может быть, сенегалец?
— Я не в курсе. Он получил Пальмовую ветвь Каннского фестиваля и еще какой-то из призов. За лучшую женскую роль, кажется. Речь идет как раз об этом фильме.
— И кто же получил приз за главную женскую роль?
Информация об этом скудна, но вовсе не по вине Левы, а по вине его Молескина. Замусоленный, с распухшими страницами, с кое-где оборванными краями. Именно за оборванный край завалилось имя актрисы, и захочешь, а не достанешь. Единственное, что можно понять, — актриса была «непрофес…».
