Левенталь, репетиторы Борис Мягков, Татьяна Легат, композитор, создавший эту хрустальную, чувственную партитуру.
Щедрин прилюдно обнимает меня на сцене и, улыбаясь, заговорщически говорит:
— Эта музыка — тебе подарок к дню рождения. Не кольцо же с бриллиантом дарить?..
Глава 44
«ХОЧУ СПРАВЕДЛИВОСТИ»
На титульных листах четырех балетов Родиона Щедрина на стоит мое имя: «Конек-Горбунок» — Майе Плисецкой. «Анна Каренина» — Майе Плисецкой, неизменно. «Чайка» — Майе Плисецкой, всегда. «Дама с собачкой» — Майе Плисецкой, вечно… Расхожее жеманство вовсе не остановит меня сказать о музыке мужа своего, что я ощущаю, что чувствую.
Щедрин всегда был в тени прожекторов моего шумного успеха. Но, на радость мою, никогда не страдал от этого. Иначе не прожили бы мы безоблачно столь долгие годы вместе. Это — и по счастливой природе независтливого характера своего, и благодаря спокойной убежденности в силе своих великих изначальных творческих возможностей. Да еще постоянная погруженность в музыку. Елена Михайловна Ильющенко спросила меня однажды, когда я только вышла замуж за Щедрина: «Как можно лечь в постель с человеком, у которого в голове всегда музыка?» Можно, Елена Михайловна, можно, и совсем неплохо можно!..
Но, в сущности, непросто, когда два художника живут бок о бок. Кому-то одному день ото дня надо уступать дорогу. Если делать это постоянно, через усилие, стискивая зубы, — мнимое равновесие в конце концов непременно нарушится и… конец союзу.
А что же музыка к моим балетам?..
Обыватель сплетничал: муж — «балетный композитор», сочиняет балеты под диктовку своей взбалмошной примадонны, «карьеру делает». А по правде — все было как раз наоборот. Было, не побоюсь сказать, может, самопожертвование. Щедрин — профессионал самой высокой пробы. И балет мог сделать отменно, и оперу, и что угодно. И писал он балеты прямо мне в помощь. В вызволение от надвигающегося возраста: новый репертуар обязательно выведет в следующую ступень искусства, новый репертуар один сможет уберечь от театральных злокозней, от самоповтора, от втаптывания, погружения в инертность, в бездействие…
Конечно, каждая новая сверхзадача увлекала его, зажигала препятствием. Но была здесь и немнимая забота обо мне, боление, сопереживание, тревога. А может, проще говоря, любовь?.. Я пишу эти строки, и меня затопляет нежность.
Будет неполной моя книга, промолчи я обо всем этом.
Имя Щедрина в музыкальном мире знают достаточно хорошо. Только мне обидно, что имя знают лучше, чем музыку. Родион Щедрин? Да, конечно, «Кармен-сюита», «Кармен-балет». Вариации по Бизе.
«Кармен-сюита» взаправду удалась на славу. Виртуознейшая пьеса! Но если Щедрин смог так обойтись со знакомыми совсем каждому мотивами, неужели не интересно господам дирижерам полистать и иные, собственно его работы? Многое замечательное в них обнаружите!.. «Кармен-сюита» — лишь капля из того, что сделано Щедриным…
Я диву даюсь, почему балет «Дама с собачкой» прошел мимо внимания хореографов… Подлинно балетная тема. Магия Чехова. Чудный образ героини. Компактность: один акт. Длительность: три четверти часа. Состав оркестра: самый минимальный. Лишь струнные плюс еще три-четыре инструмента. И главное, пронзительная, до сердца бередящая музыка, свежая и сочная, как антоновское яблоко. Почему, черт возьми? Как разбудить мне вас, спящие красавцы?..
Где бы я ни танцевала этот балет в своей постановке, он находил молниеносный отзвук в зрительном зале. Когда-нибудь, мадам. Но почему не сейчас?..
Я была на премьере «Старинной музыки российских цирков» Щедрина в Чикаго. Знаменитый Чикагский оркестр, ведомый в тот вечер ослепительным Лорином Маазелем, буквально купался в изысках, лакомствах партитуры. Да эту пьесу каждый уважающий себя оркестр сыграть должен! Опять спят люди…
Премьера Четвертого фортепианного концерта в Кеннеди-центре с Николаем Петровым и Славой Ростроповичем. Признание. Похвалы со всех сторон. Добрая критика. И что же? Много охотников играть новый концерт объявилось?..
Хоровая литургия «Запечатленный ангел». Какая чистая, хрустальная музыка! А какой балет по «Ангелу» можно сделать (не обессудьте, что все на балет сноски, но я ведь…).
Конечно, есть у Щедрина сочинения, которые я воспринимаю трудно. Стремлюсь быть непредвзятой. Вот, к примеру, «Музыкальное приношение» для органа с духовыми. Мне бывало мучительно нелегко дослушать сочинение до конца. А длится оно более двух часов. Лишь женина покорность удерживала меня в кресле концертного зала до последней точки финала. Страсть как хотелось устремиться за беглецами, кто покидал аудиторию, протестующе скрипя половицами. Тут я начинала чувствовать, что соприкасаюсь во вкусах с нашей собакой таксой Бати (подарок Марии Шелл), которая внезапно нестерпимо завыла с первых же тактов телевизионной записи этого сочинения.
Я пишу эту главу в тайне, в строгой тайне от Щедрина. Знаю, он будет сердиться, увещевать меня вымарать, выбросить ее из книги. Но не послушаюсь. Ни за что не послушаюсь. Я так отчаянно хочу восстановить справедливость.
А справедливость была бы еще и в том, если 6 судили о музыке Щедрина только по музыке Щедрина. Если 6 не навешивали к его имени сальеристые коллеги черных завистливых шлейфов.
(Впрочем, сама-то я не верю, что Сальери в реалии отравил Моцарта. Оговорили старикашку его же собственные сальеришки. Все по зависти, все по подлости, все по человеческой сути. Но Пушкин так исчерпывающе обнажил механизм зависти творца к творцу, что ни один адвокат мира не в силах отныне обелить злодейскую репутацию подлинного Сальери.)
А завидовали Щедрину сильно. Завидовать и впрямь было чему. Хорошо завидовали!..
Блестящий, Богом, музами музыки помеченный человек, неотразимо обаятельный, источающий вокруг себя радиацию. Человек редкостной щедрости, точнее точного совпадающей со смыслом своей фамилии. Как мог он не привлечь к себе внимания? Даже в Союз композиторов двадцатилетнего студента консерватории Щедрина приняли за глаза, без собственной его просьбы, без формальных процедур, заявлений.
Он не карабкался по лестнице признания вверх. Оно само шло к нему… Как упрощают наше прожитое «эксперты по России»: черное-белое-черное-белое… Нет, господа, жизнь в натуре куда как сложнее…
В начале шестидесятых годов, на последней волне хрущевской «оттепели», Дмитрий Шостакович основал Союз композиторов России как альтернативную организацию к Союзу композиторов СССР. И стал ее первым Председателем. Он несколько раз говорил с Родионом, чтобы тот перенял из рук его эстафету этого доброго дела. Кстати, Шостаковича и Щедрина вдоволь натаскали вдвоем по высоким цековским кабинетам. Знаменитого классика и подающего надежды молодого музыканта. Ласковой, но мертвой хваткой, то суля пряники, то подступаясь с угрозами, склоняли к вступлению в Коммунистическую партию. Давление это продолжалось долго, и Дмитрий Дмитриевич в конце концов уступил и подал заявление. А Щедрин устоял и остался, как и был, беспартийным. Вы думаете, это было просто?..
Но я совершенно могу понять Шостаковича! Скольких истязаний пришлось ему натерпеться от советской власти. Когда Сталин в совсем еще недавнем прошлом устраивал назидательные принародные порки, какие-нибудь четверть шага отделяли жертву от физического уничтожения. Шостакович боялся за своих детей, за свои творения. Разве могло исчезнуть чувство страха бесследно?.. И другие превосходные музыканты поколения Шостаковича тоже не избе жали этой участи. Ойстрах, Хачатурян, Гилельс, Флиер, Коган — были тоже членами партии. Наше поколение иногда решалось на смелые поступки. Бацилла страха не была уже так всеобъемлюще могуча. Но… очень «иногда».
В 1973 году в Колонном зале Москвы после двухчасовых уговоров Щедрина убеждают не снимать свою
