Арбайт. Широкое полотно

— Тогда эта партия в качестве бесплатного бренда может использовать журнал «Плейбой».

— А главный их начальник будет называться дед Мазай…

— …которого привлекут за зоофилию…

— …в промышленных масштабах.

— Но если он окажется партайгеноссе «заедроссов», то, может, и не привлекут.

— Еще можно «заединороссЫ» с ударением на Ы.

— ЗаединороссА — божья роса.

— ПЛАКАТ (для Селигера): «Не ссы! Вступай в единороссы». Даже и без ЗАЕ получается красиво.

— Агитация — убеждение с целью получить немедленный конкретный результат, а пропаганда — стрельба из пушки по воробьям, только пушек должно быть гораздо больше, чем воробьев. А социализм от капитализма отличается вкусом и цветом лапши на ушах.

— К ВОПРОСУ О ТОМ, были ли в СССР ночные продовольственные магазины:

Милиция. Дежурный. Одиннадцать часов вечера. Звонок.

— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, когда открывается Центральный гастроном?

— В восемь часов утра.

— Спасибо.

Гудок.

Милиция. Дежурный. Один час ночи. Звонок.

Слегка заплетающийся голос:

— Здравствуйте! Скажжите, пожжалуйста, когда открывается Центральный гастроном?

— В восемь часов утра.

— Спассибо.

Гудок.

Милиция. Дежурный. Четыре часа утра. Звонок.

Не вяжущий лыка голос:

— Здравствуйте… ик… Скажите… ик, пожжалуйста, когда… ик… открывается Центральный… ик… гастроном?

— В восемь часов утра.

— Спасибо… Иик.

— А вам что — выпить нечего?

— Спасибо… ик, есть чего… ик.

— Может закусить нечем?

— Спасибо, есть… ик… чем..

— Так а в чем же дело?

— Ммы ждем, когда нас… ик… отссюда вввыпустят!

— Эх, вогнали вы меня в ностальгию напоминанием о ночных магазинах. Даже вспомнилось стихотворение Льва Лосева:

Живу в Америке от скуки
и притворяюсь не собой,
произношу дурные звуки:
то носовой, то горловой,
то языком их приминаю,
то их зубами затворю.
И сам того не понимаю,
чего студентам говорю.

А мог бы выглядеть достойно,
и разговорчив, и толков.
Со мной коньяк по кличке «Дойна»
Глазков бы пил или Целков.
И, рюмочку приподнимая
и щурясь уголками глаз,
мы б думали, припоминая,
как это было в прошлый раз.

Как в час веселой нашей встречи
за водкой мчались на вокзал.
Иных уж нет, а я далече,
как сзади кто-то там сказал…

— Очень хорошее и душевное стихотворение. С Целковым не имею чести быть лично знакомым, а Глазкова знавал в юные годы (свои). Даже бывал у него на Арбате («Живу в своей квартире тем, что пилю дрова. Арбат, 44, квартира 22») с целью выпивания году эдак в 19641965-м. Очень рад был увидеть его в фильме Тарковского в роли летучего мужика. Смешной и безвинный был человек. Гениально придумал:

Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый — век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!

Глава XXXVIII ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ?

ВОПРОСЫ, ПОЯСНЯЮЩИЕ И НАПРАВЛЯЮЩИЕ ТЕНДЕНЦИИ ЭТОЙ ГЛАВЫ

1. Что это такое, на ваш взгляд, писательская «новая искренность, деликатность»? Направление ли это? Если да, то кого из современных представителей этого направления вы знаете? Можно ли считать писателя Кабакова представителем «новой искренности», если он некогда сочинил антиутопию «Невозвращенец»? Можно ли считать таковым живущего в Красноярске Эдуарда Русакова? Или живущего во Владимире Анатолия Гаврилова?

2. Почему власть, взяв за хобот телевидение и журналистику, пока что не лезет, к счастью, в собственно художественную литературу? Долго ли продлится такая писательско-читательская идиллия? Идиллия ли это?

3. Прав ли писатель Кабаков в том, что многие современные россияне воспринимают место своего жительства как временную юрту, а окружающее их пространство считают древней степью? Влияет ли национальность на это их восприятие?