— Независимый Дублин вполне цивилизованный город. Там мой дальний родственник, сибирский парнишка сделал блестящую карьеру, превратившись из разнорабочего в супермаркете в продавца того же супермаркета. Зато в Ольстере писателя Кабакова патруль поставил лицом к стенке с целью ознакомления с его документами.
— И тогда Кабаков стал «невозвращенцем». Шутка.
— Мой покойный друг, проведший в Краслаге 1947–1955 годы, рассказывал, что среди тамошнего контингента у Сталина была кличка Ус.
— В эти же годы в том же Краслаге сидел и мой старший покойный друг — красноярский художник Марк Живило. Он рассказывал, что когда зэки узнали о смерти Сталина, то они на радостях бросали в воздух шапки и кричали: «Ус копыта откинул!»
— Еще Сталина называли Хозяин, Шестипалый, «сухорукий параноик», «лучший друг физкультурников».
— Таракан. Считается, что Чуковский в своем «Тараканище» на него намекал.
— Забыл, как у Фазиля Искандера Сталина абхазские крестьяне именовали. Большеусый, что ли?
— «Кремлевский горец» у Мандельштама.
— Мой дед (из раскулаченных, ему сейчас 99) называл Сталина: «Йоська, рыжий колдун».
— Низкий поклон дедушке!
— Гдов прав. В нынешние времена за отказ вписываться в систему не стреляют и не сажают. ПОКА!!!
— Гафт, что ли, эту эпиграмму знаменитую сочинил, пародию на мушкетеров? «Пока-пока-покакаем на старого Дюма»?
— Первый раз слышу. Грубость и пошлость! Мушкетеры из знаменитого советского фильма для многих, и для меня в том числе, были образцом. Помню, как после выхода кинокартины мы во дворе нещадно дрались не только за то, кому быть д'Артаньяном, но и за то, кому быть Атосом.
— Ну, Гафт последнее время почему-то открещивается от своих эпиграмм, даже от знаменитой «михалковской», про Россию, по которой ползут трое Михалковых. Тоже злобная довольно пародия, я с ней категорически не согласен по линии Андрона Михалкова-Кончаловского. Зато Никита — достойный продолжатель скорбного дела своего отца по присасыванию к власти.
— У меня отношение к Никите Сергеевичу Михалкову сложное. Я недавно прочитал в чьих-то мемуарах, что старый Михалков прочил при гостях подростку-сыну большое актерское будущее. «Никита, иди сюда, покажи, как пьяный мужик ссыт», — звал Сергей Владимирович к гостям Никиту.
— У Никиты есть очень хорошие фильмы. Например, «Пять вечеров», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Обломов». Надлом произошел, когда он снял «Сибирского цирюльника». Никита — прирожденный актер, вот им бы и оставался, вместо того чтобы «фанеру» снимать и паять всем, будто он из древнего какого-то боярского рода, из постельничих, видите ли!
— Постельничий — это ведь тот, который горшки за царем выносит, да?
— Если бы постельничий, и если бы за царем. У нас царя давно отменили, и того, кто выносит парашу за паханом, следует именовать «парашничий».
— Кафка мог бы устроиться на работу в ЧК? Там сначала декадентов много было, это потом их тоже постреляли.
— Вызывает интерес даже не то, что было бы в СССР с Джойсом и Кафкой, а было ли возможно появление
— Советский абсурд породил нового коллективного Кафку, советская глупость — нового коллективного Джойса.
— Литературные связи в основном и есть метафизические, вся поэзия — метафизика, а проза — та же поэзия, но только более осмысленная.
— Если время повернуть вспять, то кафкианские традиции можно проследить в «Записках из подполья» Достоевского.
— Платонов на Западе тоже есть, какой-то, условно говоря, тоже «коллективный» — состоящий из совокупности самых разных писателей, начиная от Оруэлла.
— Леонида Добычина иногда именовали «русским Джойсом». Правда, Джойсом периода «Дублинцев».
— Но тогда и Джойс периода «Дублинцев» — это Салтыков-Щедрин с его «Помпадурами и помпадуршами». Любопытная трансформация: от развилки шестидесятых-семидесятых XIX века, когда Пушкина ставили «не выше сапог», — в восьмидесятые-девяностые ХХ века с их отказом от реализма и «конструированием действительности», когда в глаза бросаются эти грубые сварные швы между реализмом и мистикой. Показателен в этом смысле даже не Пелевин, а, скажем, Улицкая с ее «Казусом Кукоцкого».
— Да ну ее, эту литературу! Скажите лучше, что, по вашему мнению, произошло бы в СССР с Марксом и Бакуниным?
— То же, что с Кропоткиным, которого Ленин сначала сослал в Дмитров, называл «дмитровским ворчуном» за то, что старик его оттуда постоянно ругал, а потом Кропоткин в одночасье помер и его похоронили в Кремлевском садике, можете пойти и полюбоваться на гранитную стелу, посвященную этому событию.
— Может, я слишком хорошо думаю об этих деятелях, но полагаю, что Михаил Бакунин погиб бы во время Гражданской войны — либо возглавив отряды Нестора Махно, либо еще раньше, во время разгона матросиками Учредительного собрания. А Маркса выслали бы всё на том же «философском пароходе». А скорей всего расстреляли бы в 1919 году, так как вторая программа ВКП(б), о которой в СССР не любили потом вспоминать, отменяла деньги, банки и провозглашала военный коммунизм, продразверстку и пайки нормой жизни коммунистического общества. Собственно, «товарищи» еще на первом этапе своей многотрудной деятельности попытались таким образом отменить экономику, а заодно и свободу.
— Касательно Маркса и Бакунина — есть же пример Плеханова, который вовремя умер. В своем политическом завещании Плеханов признает, что одна из его главных ошибок заключалась в том, что он познакомил Ленина с вождями международного рабочего движения. Легко представить, что бы с этим марксистом было, если он сказал бы это открыто, году этак в 1920-1922-м. И что бы с ним сделали за то, что он утверждал, будто в грядущем времени рабочий класс ждет сильное сокращение и он превратится в малочисленную и маловлиятельную социальную группу.
— Ну да бог с ними, с большевиками, Марксом, Бакуниным, Плехановым, Кропоткиным и прочими «марксидами». Все-таки действительно жизнь сейчас совсем другая, и «пусть мертвые хоронят своих мертвецов», как написано в Старой Книге. Размышляя про этот самый так называемый СОЦИАЛИЗМ, я с годами все больше и больше склоняюсь к мысли, что ничего в нем не было бы особенно страшного, если б не победили в нем такие экстремисты и козлы, как Ленин, Сталин и Гитлер. Был бы и в России тогда какой-нибудь шведско-финский вариант действительности, прошла бы и она через нищету, волнения и мелкую гражданскую войну. И Германия вряд ли пустилась бы тогда во все тяжкие.
— Относительно социализма — согласен с вами. У меня еще есть интуитивное ощущение — всё, что происходило в ХХ веке, происходило слишком быстро. Никто не понимал тогда политических оснований нового небывалого времени: коммунизма — фашизма — тоталитарной демократии.
— И всё же, извините за упрямство и приставучесть, но хотелось бы вернуться к литературной жизни. Вам известны периоды в истории англо-американской, испанской, германской или французской
