Ловец человеков

сегодняшний день будет состоять из сплошной ходьбы по домам…

Пивовар, когда Курт открыл калитку и вошел, обнаружился у поворота на задний двор – мерно покряхтывая, он рубил в ведре зелень, которая, судя по нетерпеливой свинячьей физиономии, высовывающейся из загона, должна была вскоре стать смачной ботвиньей. Завидев гостя, он замер, глядя на вошедшего со скверно скрытым опасением и ожиданием, и в его «доброго дня, майстер Гессе» послышалось недоговоренное «какого вам тут надо?».

– Продолжай, – милостиво махнул рукой Курт, останавливаясь рядом, привалившись плечом к каменной стене. – Не будем морить бедную скотину голодом… Я просто задам тебе пару вопросов – это недолго.

– Благодарствую, майстер Гессе, – глубоко поклонился тот и застучал о дно ведра с утроенной силой.

– Мне, – начал Курт, – много здесь доводилось слышать о твоем замечательном пиве…

Каспар остановился, поворотившись к нему, и в глазах заблестел огонек.

– Желаете отведать? Я сию секунду…

– Нет-нет, – поспешно возразил он, – я просто хотел…

Из-за угла дома донесся стук топора, звонко громыхнуло разрубленное полено, упавшее с плашки, и Курт нахмурился.

– Там – кто? – спросил он, кивая в сторону заднего двора; Каспар отмахнулся:

– Бруно, за завтрак усердствует, не обращайте внимания, оттуда не слышно. Так вы точно не желаете попробовать моего пива? Я бы немедля…

– Нет, не хочу.

– Ну, ваша воля, майстер Гессе. А только зря – не пожалели б; у меня особый семейный рецепт…

– Каспар! – повысил голос Курт. – Просто ответь на мои вопросы. Это – понятно?

Тот вздохнул – как показалось ему, несколько обиженно, и вернулся к своему занятию.

– Спрашивайте, что ж.

– Я хочу знать, насколько хорошо ты был знаком с Магером и Бюхером, погибшими, – продолжил он, расстегивая куртку и морщась от мерзкого ощущения прилипшего к шее воротника; солнце сегодня было попросту беспощадным. – Кроме тебя и Карла, трактирщика, в Таннендорфе нет людей, к которым они хоть раз являлись в дом, – это так?

– Навроде того, – пожал плечами пивовар. – Они, видите ли, были людьми не шибко желанными в компании, если вы меня понимаете. Скверные были люди, если уж так говорить.

– Да, я слышал.

– Вот я и говорю. Ни к кому они не ходили, да.

– А к тебе? – терпеливо повторил Курт, облизнув сухие губы и подумав, что глотнуть сейчас пивка – не такая уж и плохая мысль.

Каспар отставил ведро в сторонку и отер лоб рукавом темно-серой рубахи.

– Приходили, само собой разумеется. Ко мне все приходят, когда Карлово пойло осточер… надоедает. Я ведь по семейному рецепту варю, и водой, меж прочим, не разбавляю. Вы проверьте, майстер Гессе, у него рядом с бочкой наверняка еще одна стоит, с водой, иначе быть не может…

– Каспар!

– Да, – спохватился тот, – виноват, майстер Гессе… Ну, да, приходили они ко мне, не раз. А что?

– Насколько мне удалось узнать, оба были не слишком дружелюбно настроены друг к другу, однако хочу спросить: тебе не доводилось ли видеть их вместе? Не в те минуты, когда они переругивались через ограду, а на улице, скажем, или еще где? – совершенно для проформы спросил Курт, прислушиваясь к постуку топора на заднем дворе; он не ожидал ничего нового и не удивился, услышав:

– Нет, майстер Гессе, вот разве что у Карла, да у меня столкнулись раза два. А так, чтобы просто вместе шли по улице да беседовали, – этого нет, не бывало.

Курт вздохнул, глядя, как пивовар вываливает в порубленную зелень содержимое помойного ведра, и перекривился от пакостного запаха, облаком повисшего вокруг него в горячем, душном безветренном воздухе. Сделав два шага вспять и в сторону, он осторожно вдохнул сквозь зубы, дабы не глотнуть кислого зловония, и продолжил:

– А из замковой стражи у них были знакомые? Пускай не приятели, но хоть те, с кем они знались чуть короче, нежели с прочими?

– Да что вы, майстер Гессе, – даже засмеялся Каспар, исступленно перемешивая в ведре мерзостно чавкающую, разящую массу. – Те, кто служат у господина барона, – они и так мало с кем знакомство водят; они вообще задаваки, иной раз встретишь – и не поздороваются.

– Странно, – пожал плечами Курт, глядя на свинью, вылезшую теперь уже по самые уши и нетерпеливо подрагивающую пятачком; бедолага, неужто она это будет есть?.. – Весьма странно. С чего бы такая заносчивость? Барон при последнем издыхании, за?мок, того гляди, развалится, жалованья не платят – из-за чего нос задирать?

Каспар улыбнулся, скосившись в его сторону, и снова отвел взгляд, уставясь в свое кошмарное ведро.

– Это вам чудно?, майстер Гессе, а у нас тут эти пятеро – единственные люди «с положением» по сравнению с нами-то. Вам, прошу простить уж, может статься, и невдомек, а только когда кто-то обретает право нацепить на себя оружие, это много чего значит. К примеру, то, что на всех, включая собственных сродников, он начинает посматривать свысока. А уж о прочих – что говорить…

Курт только молча повел головой – не то качнул, не то изобразил кивок, припомнив, как курсантов академии впервые выпустили за ее стены при всего-то кинжалах; сколько было гордости, какие надменные взгляды бросали будущие следователи на прохожих… Теперь при воспоминании об этом становилось смешно и немного совестно.

– Вы уж на свой счет не принимайте, майстер Гессе, – завершил Каспар почти просительно; он отмахнулся, только сейчас заметив, что левая ладонь лежит на гарде, и опустил руку.

– Я понимаю. – Курт обернулся на калитку за своей спиной, в последний раз припоминая, все ли он спросил, что мог; пивовар осторожно тронул его за рукав:

– Точно не хотите попробовать, майстер Гессе?

– Что? – Он снова обратил к Каспару взгляд, и тот словно весь как-то расползся в заискивающей улыбке.

– Моего пива. Не пожалеете.

– Неси, – сдался Курт, подумав, что сейчас кружечка холодненького и впрямь не помешает, – предстояло еще наведаться в пять домов, а солнце, казалось, прожигало макушку насквозь, грозясь обратить и без того скверно соображающий мозг в тушеную массу, да и в горле пересохло…

Когда пивовар скрылся в доме, Курт снова привалился к стене, стараясь укрыться в недолгой тени полностью и размышляя, не стоит ли сделать перерыв и завернуть к речке; сейчас он от всего сердца пожалел Бруно, стучащего топором позади жилища Каспара. Погода была, мягко сказать, не для физических нагрузок.

Отлипнув от нагревшегося камня стены, он, на ходу снимая куртку, прошагал за угол дома, остановившись в пяти шагах от бродяги, окруженного расколотыми вдоль полешками; бросив свое орудие на траву, тот укладывал их в поленницу. Курт пригляделся оценивающе. В последний год или около того Бруно явно нечасто бывал на солнце – загар, бесспорно, имелся, однако почти сошел. Но и тот, давнишний, был загаром крестьянина – плечи и спина до пояса, почти не касаясь груди и лица, и сейчас Курт мог бы спорить на все наличествующие у него средства, что не один год Бруно провел вот так, без рубашки, на солнце, склонившись над землей…

Неужели беглый? Кажется, сходится: обосновался в тихой, глухой деревне, где никто ни за чем и ни за кем не следит, откуда пришел и куда шел – неизвестно…

Бруно, словно ощутив его взгляд в спину, распрямился, обернувшись, и мгновение смотрел безвыразительно, точно на столб, а потом улыбнулся – все той же язвительной, почти издевательской ухмылкой.

– Ваше инквизиторство… Добрый день. Ищете успокоения?

На секунду Курт опешил, непроизвольно переспросив: