— Рад знакомству, рад. Вместе веселее. Доберемся быстро. Вот только заедем в одно местечко, это ненадолго, — он произнес эти слова таким тоном, словно извинялся.
«Одним местечком» оказался Торжок. Привели купца с куцей бороденкой и маленькими глазками, одетого в засаленный кафтан с заплатками. Он с бессвязными причитаниями кинулся в ноги Осипу Николаевичу.
— А ну встань, неопрятище! — рыкнул на него генерал- провиантмейстер.
Едва купчишка поднялся на ноги, Лоза двинул ему кулаком в зубы. Тот кубарем улетел в запруженную канаву. Гуси, хлопая крыльями и гогоча, разбежались в стороны. Крестьяне, стоявшие поодаль, судя по ухмылкам, одобряли случившееся.
— Помилуйте, ваше превосходительство-о-о! — завыл купчишка.
Он выбрался из канавы, вода стекала с его кафтана, в бороденке застряла ряска.
Что — помилуйте?! — прогремел Лоза. — До конца войны, пес, на одной тюре[21] сидеть будешь! Или что — тюря! Повесим тебя, вот и все дела! Другим в назидание!
Купец захлюпал. Генерал подал знак, солдаты схватили его, бросили на телегу. Мы поехали дальше.
— Эх, мало я ему дал! — посетовал генерал-провиантмейстер, разминая правый кулак.
Мы с Вячеславом в недоумении переглянулись.
— Вор он! — пояснил Лоза. — Получил подряд магазин подготовить, заплатили ему за труды… мелкая душонка! Тьфу!
Осип Николаевич с чувством плюнул, показав, что во время войны за подобную работу на государство грех плату брать.
— Запасы, продовольствие там, фураж — все получил, — продолжал генерал-провиантмейстер. — И на! На вторую ночь сгорел магазин! И этот вор говорит, что крестьяне его сожгли! Испугались-де, что Наполеон сюда дойдет и все французам достанется!
— Дойдет он сюда! — фыркнул Косынкин. — Подавится!
— Это ж понятное дело, мерзавец украл все, распродал, гнида! Сам и сжег магазин! Какие-то обертки для виду разбросал на пепелище!
Я бросил взгляд на телегу, на грязную фигурку купчишки. Он вызывал презрение и жалость одновременно. В военное время вешать нужно таких не мешкая. А с другой стороны, тоже ведь человек, жить как-то хочет.
До Твери мы добрались под вечер, когда тени по левую руку сделались длинными. Навстречу нам неспешной вереницей двигались подводы с домашним скарбом. Коровы, козы, жеребята, привязанные к телегам, мычали и блеяли, но обреченно волочились дальше. Клубилась пыль, песок прилипал к лицу и скапливался во рту.
— Бегут из Твери, — сказал Лоза.
— Из Твери? Что за абсурд?! — откликнулся я.
Вячеслав вытянул шею и крикнул мужичонке, попавшемуся навстречу:
— Эй, любезный! Откуда путь держишь?
— Тверской я! Откуда ж еще?! — без тени смущения ответил тот.
— А что случилось? — спросил я. — Почему вы все бежите?
— Так Наполеон же идет! — объяснил мужичонка.
— Не понимаю, — вымолвил я. — Где Тверь и где Наполеон!
История с купчишкой, разговор со случайным встречным и идущие навстречу одна за другой груженые подводы произвели на меня удручающее впечатление. Бегство мирных жителей было уже не отвлеченной сводкой о продвижении Великой армии, а зримым подтверждением успехов Наполеона.
Шоссе бежало вдоль берега Волги. Мы въехали в Тверь. Город обезлюдел: по правую руку тянулись жилые дома, огороды за ними спускались к реке, от заколоченных досками окон и дверей веяло страхом.
Мы проехали чуть дальше переправы и остановились возле храма Воскресения Христова, или как его еще называли — Трех Исповедников[22].
— Ну-с, зайдем, перед исповедниками грехи замолить, — промолвил Осип Николаевич.
Он взглянул на храм с тоскливой озабоченностью, словно сомневался, что ему позволительно войти внутрь. Однако же решился, и мы с Вячеславом последовали за ним.
— А генерал-то наш шалун, раз уж грехи перед покровителями домашнего очага замаливает, — вполголоса сказал я.
Осип Николаевич молился со старанием, свидетельствовавшим о том, что с соблюдением святости семейных уз у него случилась серьезная неурядица. Косынкин ничего не ответил, кажется, озаботившись прощением каких-то собственных прегрешений. Я покинул церковь первым, и добрую четверть часа любовался барочным «восьмериком на четверике»[23] , как вдруг случилась совершенно неожиданная встреча.
— Bonjour, Comte[24], — услышал я знакомый голос.
Я обернулся и увидел карету, в окно которой выглядывала графиня де ла Тровайола.
— Сандра! — удивился я, про себя воскликнув: «Heus- Deus [25], ты решил мне припомнить, что и я не без греха!»
— Невероятная встреча, — сказала графиня де ла Тровайола. — Куда направляешься?
— В Москву, — ответил я и поспешил уточнить: — в армию.
— Ну а я подальше от театра военных действий. Что ж, прости, я очень спешу. Буду молиться за тебя. Надеюсь, когда все кончится и мы будем пребывать в добром здравии, еще увидимся.
Графиня похлопала рукою по дверце, возничий щелкнул кнутом, и карета покатила вперед. Вскоре она затерялась среди других экипажей, телег и подвод. А я все всматривался вдаль, словно надеялся на какой-то знак, — может, мелькнет ее рука с платочком? Бог весть, зачем мне было это нужно! И слава богу, что я путешествовал без Жаклин — эта встреча надолго испортила бы ей настроение.
— Что там? — Голос Вячеслава пробудил меня.
— Ничего, — ответил я.
— Ты так смотрел… — обронил он, вглядываясь вдаль.
Мы вернулись к наплавному мосту. Десяток барок, стоявших на якорях, перекрывали всю ширину Волги. Мы переправились на другую сторону и через минуту были в путевом дворце.
Его высочество принц Георг Ольденбургский принял меня в кабинете.
— Я имею разрешение… вернее сказать, поручение от государя, — поведал я, — сформировать небольшую группу отчаянных смельчаков, чтобы убить Бонапарта. Мы подготовим базу в Теплом Стане, это небольшое село к юго-за- паду от Москвы.
— Ваша миссия сопряжена с крайней опасностью для жизни, — невесело промолвил принц Ольденбургский.
— Что делать, ваше высочество, — ответил я. — Почту за честь, если сумею совершить ее. В наши дни о собственной жизни не приходится думать…
— Мне сказали, что у вас есть какое-то приватное поручение ко мне от императрицы-матери, — напомнил принц Георг.
— Да, ваше высочество. — Я сделал небольшую паузу, чтобы подчеркнуть деликатность вопроса. — Ее величество обеспокоена некоторыми слухами…
— Слухами? — переспросил принц.
— Только слухи, — подтвердил я. — Злые языки распускают их. Но в свете положения ее высочества Екатерины Павловны…
— Катеньки? — переспросил он.
— Да. Словом, глупая история. Кто-то якобы видел вас в карете с неизвестной дамой…
— Ах вот оно что! — воскликнул принц. — И что? Что сказала императрица?
