Совещание подходило к концу, когда в кабинет Сталина вошел Поскребышев и что-то прошептал на ухо Верховному. Ни своим видом, ни мимикой не показал Иосиф Виссарионович, как воспринял свежую новость. Генералы и маршалы, стоявшие у большой карты Советского Союза, тоже никак не показали своего интереса, продолжив, как только секретарь вышел, обсуждение последнего прорыва немцев под Киевом. Сейчас прорыв был локализован, и фронт практически стабилизировался, но последние пять дней были довольно тяжелы для Генштаба, ощутившего гнев Верховного.
— Что вы скажете, товарищ Жуков?
— Выдохлись немцы, товарищ Сталин, не те уже, что были в июне-июле. Да и мы учимся воевать. Бьем немцев.
— Так почему мы еще отступаем? Пятимся? Почему, товарищ Жуков?
— Опыта маловато, чтобы гнать их назад, товарищ Сталин.
— А когда мы этот опыт наработаем? Когда мы перестанем пятиться и ударим?
— Скоро, товарищ Сталин, — вытянулся генерал Жуков.
— А вот товарищ Суворов, дважды Герой Светского Союза, летчик-ас, считает, что мы такой опыт наберем только через два года. Как вы считаете?
Генералы и маршалы молчали, они были согласны со словами Суворова. Войска еще не готовы к наступлению. Мало того — к обороне они тоже были не готовы. Некоторые удивленно переглянулись, недоумевая, с какого боку тут известный летчик, что хотел этим сказать Сталин?
После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.
— Есть новости, товарищ Архипов?
— Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.
— Что вы думаете о новой машине?
— Пока не знаю, товарищ Сталин. Что-то конкретно можно сказать только после испытаний.
— Как только они пройдут, доклад об испытаниях ко мне немедленно.
— Будет сделано, товарищ Сталин.
— Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?
— К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводится усиленная тренировка личного состава…
Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:
— Что там с товарищем Суворовым?
— Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.
— Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя, — велел Верховный.
Через час Архипов был в больнице.
— Что у вас? — спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.
— Рецидив. Снова: «Прикрой, атакую!» — ответил особист, бросая бычок в урну.
— Значит, сегодня снова бредил?
— Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.
— Что Власова говорит?
— Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил, борясь с болезнью. В общем, сердце может не выдержать.
— Понятно… О, как раз Елена Степановна идет! Сейчас узнаем, что там.
Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.
— Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым? — спросил майор.
— В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне, — ответила главврач, снимая маску. Потом, вытерев мокрый лоб рукавом, спросила: — Надеюсь, посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову доступ, кроме медперсонала, БУДЕТ ЗАКРЫТ!
Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.
— А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами, — вздохнул майор.
— Перенесли?
— Да, объяснили ситуацию и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались. Понимают, в чем дело.
С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем была рада моему возвращению, раз умудрилась удлиниться.
Попытка пошевелиться ни к чему не привела, кроме сильной слабости, бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.
Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли и приложили к губам носик поилки. Живительная влага, как бушующий водопад, полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и потекла по подбородку, капая на больничную пижаму. Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.
— Ну что, Сева, с возвращением?
Громко сглотнув, я хрипло ответил:
— Да… Выиграл все-таки…
Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким, как наждачная бумага. Несколько глотков не спасли меня от засухи.
Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова дала воды и, как только я закончил пить, сразу же спросила:
— Что выиграли?
Судя по ее виду, пока не расскажу, не отстанет. Поэтому прочистил горло, проверяя, в каком оно сейчас состоянии, и ответил:
— Я с Богом в карты играл… — и многозначительно замолчал.
Маша явно собралась вытряхивать из меня подробности вместе с душой, но не успела — в палату вошла мой лечащий врач.
— Здравствуйте, Елена Степановна.
— Вячеслав? Очнулся, значит.
— Елена Степановна, больной очнулся час назад, но почти сразу потерял сознание. Второй раз — десять минут назад. У больного была сильная жажда, и я напоила его водой! — затараторила медсестра, повернувшись к ней.
— Хорошо. Количество? — Доктор подошла ко мне и сняла стетоскоп.
— Сперва сто миллилитров воды, потом сто пятьдесят.
— Хорошо, пока достаточно. Через час еще двести миллилитров. Дальше без нормы, сколько захочет, — велела врач.
— Ясно.
— Как себя чувствуешь? — уже у меня спросила Елена Степановна.
— Сильная слабость. Легкая боль в ноге. Бок и рука вроде в норме. Что со мной было?
— Воспаление. Хирурги вскрыли твою рану на ноге и обнаружили в ней гной, мешающий работать кровообращению.
— Понятно. А сколько я был без сознания?
— Трое суток.
— Ого!
— Так! Больной! Не мешайте мне!.. Дыши… Не дыши… Все, можешь дышать… Хрипов в легких нет, — продиктовала она Маше, записавшей это в мою историю болезни.
В течение получаса меня тщательно осматривали, щупали и переворачивали.
— Больной. В течение десяти суток вход к вам будет закрыт. Пока я не дам разрешение, никто, кроме медперсонала, к вам не войдет, — сообщила мне Елена Степановна.
