ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

доброту.

Красива была и мила и проворна некстати

Луна — озорная турчанка, девчонка в халате.

От пламени страсти любовной я к милой летел

И словно котёл на огне раскаленном кипел.

И был я блаженному отдохновению рад,

Когда обнимал ее, словно рубашку халат.

Пусть кости истлеют и весь я как ветошь истлею,

Но ласки ее позабыть никогда не сумею.

Уносит она мое сердце и веру в очах,

Неси на плечах, уноси на плечах, на плечах!

Бальзам для тебя, вот бальзам твой, Хафиз-однолюб:

Мед губ ее сладких, мед губ ее вечных, мед губ!

Невольно вскрикнув, я упал без чувств. Когда очнулся, увидел, что тот человек брызжет мне в лицо холодной водой и, плача, приговаривает:

Влюбленный, который любовью как я одержим,

Несчастней, чем я, сострадание надобно им.

Я сказал:

— О старец, полный лжи и коварства! Кто эта редкостная красавица, как зовут ее, откуда родом? Из какого цветника этот цветок и из какого сада этот кипарис? Какую семью ты разорил и сумел заполучить эту периподобную красавицу?

Сказал он:

— Спроси у нее самой.

Обнажив голову, я прошел вперед и поздоровался с ней.

Не видел еще европеец подобного чуда,

Я нищий оттуда, а ты — королева оттуда.

Она на приветствие не ответила и не удостоила меня вниманием.

— О прекрасная луна, бесподобная красавица! Хотя равнодушие и свойственно прекраснолицым, но не до такой же степени. Разве не нужно отвечать на приветствие? Да быть мне жертвой за тебя! Если ты недовольна стариком — один твой знак, и я достойно проучу его.

Она опять ничего не ответила. Как я ни упрашивал ее, все было бесполезно. Я подошел и склонил голову к ее ногам. Голове стало больно. Внимательно приглядевшись, я понял, что эта чаровница выточена из камня и расписана искусным художником. У меня вырвался глубокий вздох, и я проговорил:

«Видишь, какой каменносердой ты вручил сердце свое и сам открыл перед собой двери забот и страданий...» Я обернулся к старику и сказал:

— Эх ты, заблудший невежда, злой и жестокий старик! Эй ты, шейх[19] -плут, хитрец, сеющий вокруг обман! Зачем ты создал такое удивительное творение и раскинул вокруг сети бедствия, которыми ты улавливаешь несчастных и превращаешь в идолопоклонников?

Старец улыбнулся и ответил мне:

— Эй, вспыльчивый юноша! Лучше бы не проходил твой путь через эти места. Давно я мечтал иметь соучастника, сотоварища.

— Конечно, — сказал я, — вот и попался я в сети твоего коварства.

Назначил свиданье и в сторону сам отошел,

Родство разжигаешь, но этот огонь — произвол.

То, о чем ты молился в первую ночь, свершилось: ты говорил — о, чтобы для тебя настали такие же дни. Теперь подумай о бедном моем сердце и моей израненной душе. Но скажи мне, где ты видел обладательницу этого облика и кто она? Что получил от поклонения этому идолу? В чем причина того, что ты избегаешь людей? Как зовут тебя и почему эта красавица — предмет твоего желания?

Он ответил:

— Сын мой, рассказ этот не для разглашения и не для слуха. Самое лучшее для тебя — забыть случившееся, тогда ты избегнешь напрасных страданий. Считай, что ты никогда не видел эту статую, и все это тебе приснилось.

Я сказал:

— Пока не узнаю об этом изображении все, не отступлюсь от него...

Увы, проиграл я и сердце, и веру, и душу,

Кумиром избрал себе каменносердую тушу.

Старик долго уговаривал и наставлял меня, но я не слушался его.

Тогда он сказал:

— Ну что ж, юноша, если я не расскажу тебе все, ты ведь затаишь на меня обиду.

Я ответил:

— Расскажи все, а потом — будь со мной, что будет. И он начал:

— Юноша, меня называют Нуъмон-путешественник. Родился я в арабском Ираке. От отца досталось мне большое наследство и я с юных лет увлекся путешествиями и всю жизнь провел в торговых делах. Но ни в одном вилояте я не задерживался дольше нескольких дней. Повидал и пожил во всех семи климатах[20]. Так что стал прославленным путешественником. По воле судьбы, путь мой лежал в одну из европейских стран. И вот мы достигли города, который называли Аржангом мира. Особенностью этого города было то, что он разделялся протекающей посредине рекой на две обширные густонаселенные и благоустроенные части. Каждой его частью правил свой падишах, и река эта служила границей их владений. Мы остановились в той части этого города, которая превосходила своей величиной другую. Через несколько дней по вилояту распространился слух о прибытии купцов. В одно прекрасное утро я сидел в своей комнате, как явились в караван-сарай главный страж гарема со старухой и несколькими слугами и потребовали материи. Торговцы указали на меня. Когда они подошли к моей двери, по виду я понял, что они слуги высокопоставленного лица. Я вежливо принял их и спросил о цели прихода.

Этот господин сказал:

— Владычица мира требует тканей и шелка. Возьми с собой самые лучшие материи разных сортов и ты будешь удостоен чести предстать перед нашей маликой.

Я поспешно отобрал у себя и у других торговцев побольше тканей и отправился с ними. Пришли к падишахскому дворцу. Нас ввели внутрь. Войдя в гарем, я оказался в великолепном здании, полном европейских красавиц... все солнцеликие, луно-подобные, стройные, белотелые, все очаровательны на зависть месяцу. И среди них красавица — покой души; изящная, луно-ликая, с томными глазами газели, словно ночь, ресницами, устами, подобными фисташке, подбородком, словно серебро, мускусными волосами, вьющимися локонами, губами, словно бутон, сладкоречивая... словно источник жизни, скрытый в потемках. Она восседала на кушетке, а остальные прелестницы окружали ее, словно звезды. Но видно было, что владычица в дурном настроении. Она сидела, опустив голову, и следы волнения и беспокойства ясно читались на ее лице.

Как только увидел это собрание красавиц и их повелительницу — похитительницу сердец, я потерял сердце, и стрела любви вонзилась в мою грудь по самое оперение. Нить сдержанности выпала из моих рук, и я очутился в силках печали.

Не только запуталось сердце в ее завитках,