ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

народе ложно засвидетельствовать безумие юноши. И они при народе сказали:

— Пребывание этого юноши в доме возлюбленной невозможно. Лучше ему находиться в саду. Цветы и базилик, чистый воздух, песни сладкоголосых птиц, отдаленность сада от людей подействуют на него благоприятно и будут ему полезны. А чтобы он не совершил чего неприличествующего, нужно сделать стальную клетку и посадить его туда. Может, это поможет ему прийти в себя.

Засадили-таки таким путем юношу в клетку, отнесли ее в тот сад, который ты видел, подвесили к дереву и приставили к нему стражем шахского раба Кайхисрава со ста приближенными слугами. Вот уже сколько времени его кормят и поят противопоказанными лекарствами и пищей в надежде, что он умрет и они достигнут желаемого. Но явно ему не вредят, боятся войска и народа. А тут еще девушка стала хлопотать: разными путями она сумела привлечь на свою сторону Кайхисрава и продолжала слать шахзаде письма и вести о себе. Письмо, которое ты принес, было такого содержания: «Пусть возрадуется твое сердце. Время разлуки кончилось. Мы придумаем хитрость и убьем отца, и так избавим себя от тягот и мук». Доносчики довели это до ее отца. Он велел воинам перебить вестнику руки, проломить голову, а юношу в клетке и Кайхисрава доставить во дворец. Когда по его приказу их привели к нему, ты был ранен в голову и потерял сознание. Поэтому на тебя не обратили внимания и выкинули на улицу. Но падишах стал советоваться со своим жестокосердым везирем, как казнить невинного юношу.

Везирь сказал: «По-моему, нужно подослать к нему малику и заставить ее убить его, чтобы народ не думал на вас. Пусть говорят, что она убила его, чтобы спасти свое честное имя».

Падишах ответил:

— Если эта ветреница согласится...

По повелению падишаха везирь отправился к девушке и подступил к ней со всякого рода хитростями. Упрекая ее, он сказал:

— Не стыдно будет вам — падишахской дочери — если в народе начнут говорить, что дочь шаха влюблена в безумца?

Девушка долго не поддавалась уговорам. Везирь тогда сказал:

— Если ты заявишь, что это неправда, то закроешь рты сплетникам, и если хочешь обрадовать отца, ты должна убить юношу.

— Ладно, — наконец согласилась девушка и пообещала это сделать ночью.

Везирь отправился к падишаху и рассказал обо всем. Настала ночь, и везирь опять появился перед девушкой и сказал:

— Честный человек, давши слово, должен быть ему верен. Девушка вынуждена была собраться и идти к отцу. По дороге она увидели тебя, лежащего на земле, и сказала:

— Отнесите этого несчастного в сторонку.

Когда мы пошевелили тебя, ты застонал и проявил признаки жизни. Девушка поняла, что ты жив, и велела нам двоим поскорее переправить тебя через реку, доставить к твоим товарищам. «За это вас отблагодарят»,— сказала она. Девушка вынула несколько ашрафи — золотых монет — и дала нам для твоего лечения.

Я сказал:

— Пусть будут те деньги для вас праведными!

Тут юношу вывели из клетки и поставили поодаль от девушки. Вдруг это небесное светило вскочила со своего места, выхватила нож и направилась к юноше, гневливая, как гроза, чтобы убить его. Когда она подошла к нему, отбросила нож, кинулась к возлюбленному и склонилась к его ногам. И тут она произнесла эти бейты:

Приди, виночерпий, открой свои фляги,— сгораем,

Поскольку мы пламя, то жаждая влаги, сгораем.

Во тьме своей ночи не видели утра сближенья,

В дремотном кошмаре без капли отваги сгораем.

Я готова для тебя на все,— говорила она,— и причиной этого вероломства является то, что мне хотелось еще раз увидеть тебя и этим доставить тебе хоть маленькую радость. Сказав это, девушка потеряла сознание.

Это больно задело самолюбие шаха. Он велел отнести девушку в сторону, а везирю сказал с упреком:

— Вот значит какова была твоя цель: ты хотел, чтобы я воочию увидел эту ветреницу в таком состоянии. А теперь отруби голову юноше, ибо нет у меня сил дольше видеть его и слышать о нем!

Везирь испугался падишахского гнева и кинулся к юноше, чтобы убить его. Только он взмахнул мечом, как из-за деревьев вылетела стрела и насквозь пронзила его грудь. Везирь вскрикнул и упал наземь. Поднялся шум. Падишах, опасаясь за свою жизнь, поспешил в свой дворец. Послышались крики: «Хватай! Лови!» От страха я опять потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то оказался в комнате европейского хирурга. Он перевязывал мне рану.

О юноша! Так как мой жизненный путь еще не был завершен, рана моя зажила. Но изо дня в день усиливалась моя душевная боль. Я еще не совсем выздоровел и был слаб, но товарищи мои решили тронуться в путь. Они вынесли меня на улицу. Мне стало ясно, что не суждена мне близость с тон единственной жемчужиной, но мысль о ней была дорога моему сердцу... Дело дошло до того, что я никого не хотел видеть, и был безразличен ко всем мирским делам.

Извелся я в тоске по тоненькому стану

И этих томных глаз отравному дурману.

Желаемый нектар из уст не получил,

В отчаяньи теперь зализываю рану.

Тебя я и вблизи безропотно любил,

И в тайном далеке любить не перестану.

Отправляясь в путешествие, мы должны были пройти мимо тех мест, и я сказал себе:

Так как нет надежды на сближение с возлюбленной,

Лучше отдалиться от людей всего мира.

Поэтому я остановился здесь, собрал со всего света известных строителей, камнетесов, рисовальщиков и, потратив значительную сумму, построил храм, изваял эту статую. Оставшееся свое достояние и наличные деньги я разделил между наследниками. Оставил себе лишь тысячу туманов и отдал их своему верному и преданному слуге, который спас меня. На это золото он ведет торговлю и ежегодно доставляет мне достаточный запас питания. И с того времени я живу в этом горном уголке, любуюсь изображением той красавицы и тем утешаю себя:

Когда теснят несбыточные муки,

К подолу грез протягиваешь руки.

Дервиши! Когда я услышал о красоте и изяществе, совершенстве и прекрасном нраве, величии и знатности той солнце-ликой, я вдруг почувствовал волнение и заинтересованность. Я поднялся с места, поцеловал руку этого человека, полного скорби и боли, и сказал:

— О, почтенный! Откажись от воздержания на пути дружбы, доброты и сострадания. Я сейчас потерял и веру, и сердце.

Угнетает любви безответное бремя,

Я от страсти киплю и унижен все время.

Старец удивился моему возбужденному состоянию и сказал: