совершенном убийстве? Я внимательно смотрел на него и не видел на его лице ни раскаяния, ни угрызений совести.
— …Я решил добывать деньги другим путем, — , слышался невыразительный голос. — Однажды зимой,
в этом году, взял топор, стал на лыжи и в лесу начал поджидать наших баб с базара… встретился односельчанин, Севостьянов фамилия его, я знал, что часы у него хорошие, долго шел за ним, все хотел ударить его сзади топором по голове, но не смог почему-то… 16 апреля на велосипеде утром приехал домой со свинофермы, слышу крики на озере, поехал туда. Там два инспектора и старик-бригадир наши вентеря снимали. Злость у меня поднялась: почему, кто дал им право чужое добро забирать… После их отъезда стали у нас говорить: проучить надо бы этих инспекторов, и я решил убить и ограбить их. Думал, штрафуют они много народу и денег у них должно быть много, — Доганов криво усмехнулся, — но денег-то оказалось всего полтора рубля… оружие еще хотел взять у них. Дома взял ружье, разобрал его и спрятал под телогрейку, набил карманы патронами, позвал собаку и поплыл вверх по Хопру, навстречу инспекторам. План у меня был такой: подплыть поближе и расстрелять прямо в лодке. Часа три выгребал, течение сильное было, так я держался около берега, доплыл до Ветлянского затона, устал и завернул туда, устал так, что и настроение убивать их у меня пропало. В затоне сосен много, решил срубить их для ограды. Только начал рубить, услышал звук мотораз едут. Бросил все, схватил ружье и прибежал к берегу. Сел около лодки, а ружье спрятал. Думаю, увидят лодку и человека — обязательно завернут сюда… Они проехали мимо, потом вернулись и стали ко мне тихо подплывать. Вскочил я, схватил ружье и выстрелил в переднего, а затем в другого, с усиками. Они упали на дно лодки, но тут же встали… Тот, с усиками, кричал: «Ты что делаешь?» Вспомнил я, что патроны остались в телогрейке, побежал туда, зарядил ружье и вернулся. Они оба стояли в лодке и что-то мне кричали… В руках того, с усиками, я увидел пистолет и похолодел: сейчас убьет меня… Выстрелил в него и в другого, они упали и снова встали… побежал я снова за патронами, слышу сзади выстрел. Когда вернулся, они мотор заводили, я выстрелил, и тот, с усиками, упал в воду. Второй закричал что-то и сам прыгнул с лодки. Я зарядил второй ствол; прицелился, а он спрятался за борт лодки и кричит мне: «Ты что же наделал, такого человека убил». Я ему: «Ну и черт с ним, сейчас и тебя к нему отправлю». Бегая вдоль берега, я выбирал момент для выстрела. Вижу— не достану я его из-за лодки, сел в свою, позвал собаку и подплыл к нему метров на шесть, больше побоялся, как бы из пистолета не убил. Он увидел, спрятался за мотор и стал лодку на себя тянуть к руслу, удрать захотел, да ничего у него не вышло, лодка за кустарник зацепилась… Подплыл я еще ближе, одни руки вижу, а его нет. Тогда собаке дал команду кусать ему руки, она прыгнула в их лодку, стала перед ним, хвостом виляет. Вижу, мешает она мне, позвал ее обратно, а сам лег на дно, ружье наставил на мотор и молчу… а когда он поднял из-за мотора голову, я и выстрелил… подождал немного, все тихо… Тот, с усиками, всплыл, я подтащил его к берегу, топором глаза порубил, чтобы портрета моего не было. Из кармана телогрейки достал пистолет, гильза из него торчала.
«Вот почему, — подумал я, — Дергачев не смог стрелять, перекос получился».
— …Из карманов повытаскивал деньги, документы, носовой платок, ножичек. Потом труп затолкал под корягу и засыпал сверху ветками и листьями. Искал в воде второго — не нашел, подумал еще тогда, как бы меня по глазам не нашли… мотор снял и хотел взять, но там заводской номер стоял, побоялся, потому и утопил его…
Позже, сопоставляя показания Доганова с другими, я понял ошибку Потапова: он видел крышку мотора инспекторов в лодке Доганова и решил, что это был стационарный мотор.
Доганов закурил, жадно затянулся, потом добавил:
— Лодку их начал рубить, там топорик был небольшой, но он слетел в воду, тогда стал рубить своим. Из вещей себе оставил их мешочек с едой и поплыл домой. Когда отплыл метров 500, вспомнил, что руки не проверил, может быть, часы остались, вернулся, посмотрел: часов не было… По дороге домой заплыл в кусты, документы инспектора порвал и выбросил, съел еду, собаку покормил и приехал домой.
Доганов замолчал. Наступила тишина.
— Я зндл, что вы меня найдете, — нарушил молчание Доганов, — когда от ребят в селе услышал, что нашли гильзы, а потом взяли мое ружье, понял, что подозрение пало на меня. Тогда я вынул из стреляных гильз все пистоны, а на резиновых сапогах обрезал подошву, чтобы следы мои не сошлись, выбросить пожалел… Не повезло, — закончил он.
Вместе с Догановым мы вновь проделали весь его путь. Нашли порванные документы, носовой платок и обнаружили даже пулю в дереве из пистолета Дергачева. Дальнейшее следствие полностью подтвердило объективность показаний Доганова.
— Нам очень помогла деревяшка, обломок от лодки Доганова, — говорил Захаров.
Обломок! Да, действительно, он сыграл решающую роль в разоблачении убийцы. Но я думал о другом, о Доганове. Почему этот молодой парень, перед которым были открыты все дороги, из которого мог получиться настоящий советский человек, стал убийцей, отщепенцем, обломком. И причину я нашел: слабая воспитательная работа. Комсомольская организация колхоза не смогла увлечь за собой молодежь села. Изба-читальня почти не работала, заведующие менялись часто, картины демонстрировались нерегулярно. За год на селе была прочитана всего лишь одна лекция! Браконьерство, базары, стремление к легкому заработку — вот что стало смыслом жизни некоторых односельчан Доганова.
Совместно с руководителями партийных и общественных организаций мы серьезно поговорили с работниками сельского Совета, правления колхоза, комсомольцами. Товарищи поняли свои ошибки. Дело Доганова Виктора оказалось хорошим уроком на будущее.
Балашовский клуб, где слушалось дело Доганова, был переполнен. Гневные выкрики людей в адрес подсудимого свидетельствовали об отношении присутствующих к убийце и совершенному им гнусному преступлению. И когда суд вынес суровый приговор, он был встречен с одобрением.
Конечно, следователю приходится расследовать не только дела об убийстве, но и другие сложные дела, особенно сложны дела о хищениях государственного и общественного имущества.
С этой точки зрения представляет интерес следующее дело, которое я назвал: «Обрывок накладной».
Обрывок накладной
СТАРЫЙ ГОД доживал последние дни. Улицы Саратова были украшены гирляндами разноцветных лампочек. На площади Революции огнями сверкала огромная елка. Готовясь к празднику, прохожие торопились сделать новогодние покупки.
Многолюдно было и в магазине № 9 «Мясо», расположенном в самом центре города, на проспекте. Заведующий магазином Иван Герасимович Козменко, высокий грузный мужчина, радостно потирал руки. Торговля идет бойко, план обеспечен! Действительно, в магазине трудно было повернуться. Выбрав мясо, покупатель с трудом пробирался к кассам. Три кассира едва успевали пробивать чеки. Иван Герасимович с удовлетворением смотрел, как дружно работают продавцы и рубщики. Его взгляд задержался на продавце Николае Степановиче Косопалове.
«Быстро работают, этак к закрытию магазина все мясо продадим», — думал Иван Герасимович, возвратившись в свой кабинет.
Вскоре в кабинет вошел Косопалов…
— Кассы не успевают принимать деньги, — сказал он, — посмотрите, что творится в магазине.
— Может быть… — осторожно начал Косопалов.
— Ну, что же вы замолчали?
— Может быть, нам с Вахрулиным продавать мясо за наличный расчет..?
— Ну, что вы, это недопустимо!
— Иван Герасимович, вы же знаете меня не первый год. Да ведь такие случаи уже бывали, — напомнил Косопалов.
— Ну, хорошо, разрешаю, но смотрите, чтобы ни каких недоразумений.
