раскрытие сущности этого человека, но как можно более точный показ его влияния на европейскую интеллигенцию в течение последних лет. Если речь действительно идет лишь о карикатуре, следует думать, что мы живем в эпоху, когда, как мне сказал Жан Полан, «все, что называют оккультными науками, намного отстает от XIII века; нам не хватает фактов, словно у истории есть свои секреты и тайники», и лица духовных учителей могут предстать нам лишь как карикатура на них самих. Это еще одно свидетельство замутненности современного мира. Но я при этом продолжаю повторять, что Гурджиев, сколь карикатурным он бы ни представал перед нами, является, на фоне общей посредственности, одной из немногих фигур, достойных того, чтобы о них говорить.
В 1917 ГОДУ Гурджиев укрывается у себя на Кавказе. Он снимает маленький домик вблизи города Ессентуки и приглашает к себе двенадцать человек, своих лучших учеников, отобранных за четыре года во время не имевших определенной цели собраний в московских и петербургских кафе. Эти двенадцать человек бросили все, не имея твердой надежды на возвращение в страну, где разразилась гражданская война. «Я всегда испытываю странное чувство, говорил Успенский. когда вспоминаю этот период. Мы провели в Ессентуках около шести недель. Однако сейчас это кажется мне совершенно невероятным. Всякий раз, когда мне случается разговаривать с кем-то из побывавших там, они с трудом могут поверить, что, все пребывание в Ессентуках длилось шесть недель. Даже шесть лет не вместили бы в себя все, что относится к этому периоду, настолько он был насыщенным». В течение шести недель Гурджиев преподал целую серию физических и умственных упражнений, способных открыть путь к второму сознанию, и раскрыл множество тайных доктрин. «Он указал общий план работы, пояснил истоки всех методик, всех идей, их связи, взаимоотношения и общее направление движения. Многие вещи оставались для нас неясными, другие не были восприняты в их истинном значении или даже были поняты наоборот: но, как бы то ни было, мы получили общие установки, которые, как мне казалось, смогли бы вести нас в дальнейшем».
Как-то раз, после полудня, в конце этих шести недель Гурджиев неожиданно заявил, что все ученики должны разъехаться и что сам он собирается один отправиться к берегам Черного моря. Сначала ему не поверили. «Для нас все только начинается, думали эти двенадцать человек, он лишь навел нас на путь истинный, говоря, что потребуются десятки лет работы под его руководством, чтобы перед нами забрезжила цель, которую он нам описал; нет, это невозможно!» Но учитель был непреклонен. «Тогда все заявили, что последуют за ним повсюду, куда бы он ни отправился. Он согласился на это, но при условии, что каждый будет заниматься самостоятельно и что не будет никакой общей работы (никакого обучения), как бы мы к этому ни отнеслись. Все это, добавляет Успенский, меня сильно удивило. Мне казалось, что момент для подобной «комедии» был выбран крайне неудачно, а если Гурджиев говорил серьезно, то зачем вообще было все это предпринимать? Если он уже начал с нами работать, то почему решил бросить теперь?.. И должен признать, что с этого времени моя вера в него пошатнулась. В чем было дело, что именно вызвало у меня такое отношение? Даже сейчас мне трудно это определить…»
Никогда Успенский, жизнь которого полностью изменилась благодаря Учению, не говорил больше о своем разрыве с Гурджиевым. После многих месяцев, проведенных на Черном море, и нового пребывания в Ессентуках, где Гурджиев показывал различные танцевальные движения, способствующие лучшему контролю над собственным телом, Успенский, болезненно воспринявший резкое изменение Гурджиева летом 1917 года, решил порвать с ним окончательно. «Не без внутренней борьбы я принял решение прекратить работу с Гурджисвым и покинуть его самого. С этой работой было связано слишком многое в моей жизни, чтобы я мог с легкостью начать все сначала. Но ничего другого мне не оставалось. Конечно, я не забыл уроков, усвоенных мною в течение последних трех лет. Тем не менее мне понадобился целый год, чтобы разобраться во всем этом и определить, каким образом я мог бы продолжать работать в том же направлении, что и Гурджиев, сохраняя при этом свою. независимость».
Вскоре Гурджиев покидает полыхающую Россию и добирается до Тифлиса. Там он основывает свой первый «Институт гармоничного развития Человека». Речь идет о пустяковом рекламном мероприятии, предваряющем ту шумиху, которая, как он надеется, ждет его в Лондоне, Берлине или Париже.
«В течение лета и осени 1919 года, говорит Успенский, я получил два письма от Г. Он описал мне, что открыл в Тифлисе «Институт гармоничного развития Человека», программа которого была очень обширной. К письму он прилагал проспект, который, по правде говоря, заставил меня задуматься.
Он начинался следующими словами:
«С разрешения Министерства Народного Образования в Тифлисе открыт «Институт гармоничного развития Человека», основанный на системе Г.И.Г. В «Институт» принимаются дети и взрослые обоего пола. Занятия в утреннее и вечернее время. Программа обучения включает: различного рода гимнастику (ритмику, лечебную гимнастику и т. д.), упражнения по развитию воли, памяти, внимания, слуха, мыслительной деятельности, эмоций, интуиции и т. д. и т. п.
Система Г.И.Г., добавлялось в проспекте, была уже опробована на практике в целом ряде крупных городов, таких, как Бомбей, Александрия, Кабул, Нью-Йорк, Чикаго, Христиания, Стокгольм, Москва, Ессентуки, и во всех центрах и филиалах ''истинной интернациональной дружбы трудящихся»!
В конце проспекта находился список «преподавателей-специалистов» «Института гармоничного развития Человека», среди которых я нашел как собственную фамилию, так и фамилии инженеров П. и Ж.; последний был членом одного из наших кружков, жил в то время в Новороссийске и не имел ни малейшего намерения ехать в Тифлис. Г. написал мне, что работает над подготовкой своего балета «Борьба Магов», и, ни намеком не напоминая о всех сложностях в наших прежних отношениях, приглашал меня приехать к нему в Тифлис для сотрудничества. Это было на него очень похоже. Но по разным причинам я не мог в то время поехать в Тифлис. Прежде всего были большие материальные препятствия, а кроме того, трения, возникшие в Ессентуках, оставались для меня вполне реальными. Мое решение покинуть Гурджиева стоило мне очень дорого, и я не мог так легко от него отказаться, тем более что все аргументы Гурджиева казались мне очень сомнительными. Должен признать, что программа «Института гармоничного развития Человека» не очень-то меня вдохновила. Разумеется, я понимал, что в силу обстоятельств Гурджиев был вынужден придать своей работе какую-то внешнюю форму, и она могла показаться карикатурной. Не менее ясно для меня было и то, что за этой формой сохранялось прежнее содержание, оно-то измениться не могло. Но я совсем не был уверен, что смогу приспособиться к подобной форме».
Позже, словно одержимый жаждой перемены мест, Гурджиев покидает Тифлис, обосновывается в Константинополе, но уже через несколько месяцев бросает новый «Институт», открывает другой в Берлине, отказывается и от этой затеи, приезжает в Лондон, где Успенский читает свои многочисленные лекции, встречается со слушателями своего бывшего соратника, потом вынужден покинуть Англию но причинам, о которых я уже говорил в первой части этой книги, и благодаря неожиданному вмешательству Раймона Пуанкаре получает разрешение обосноваться во Франции.
И вот тогда, осенью 1922 года, после пяти лет подготовки, начинается большая игра.
ГЛАВА ВТОРАЯ
13 ДЕКАБРЯ 1923 года в газете «'Комедия», посвященной парижским спектаклям, можно было прочесть следующую заметку:
«Быть может, профессор Гурджиев пока неизвестен в Париже, но он знаменит во всем мире. Первый показ его «Института», который состоится сегодня вечером в театре на Елисейских Полях, посвящен «Движениям». В дальнейшем за ним последуют другие спектакли, включающие музыку и поразительные откровения, характерные для религиозных церемоний древнего Востока.
«Институт гармоничного развития Человека» так называется институт Гурджнева позволит нам участвовать в исследованиях, которые очень долгое время проводит его руководитель на самых разных широтах.
Интерес профессора Гурджиева обращен главным образом к Востоку, как древнему, так и современному. Именно восточное искусство предстанет перед нами в гимнастике, ритмике, священных и
