В то время правым генералом Личной императорской охраны служил Фудзивара Канэмаса. Красавец тридцати лет, он обладал большими светскими связями и славился неисправимым женолюбием. У него было несколько жён, девиц из хороших семей, которых он поселил в своей просторной усадьбе, устроив для каждой из них особый павильон. И вот Канэмаса стал подумывать о том, как бы ему в жёны взять Атэмия. С её отцом он был в прекрасных отношениях. Однако он решил ничего Масаёри на этот счёт не говорить, а передать письмо Атэмия через её брата, второго военачальника Личной императорской охраны Сукэдзуми, с которым Канэмаса вместе служил.
Как-то раз генерал завязал с Сукэдзуми задушевный разговор, пригласил к себе в дом и щедро угостил его. После этого Канэмаса приступил к делу:
— Хотел бы я просить вас кое о чём, но не знаю, как начать.
— Что за странные речи! — воскликнул тот. — Разве мы чужие, чтоб стесняться друг друга?
— Даже с вами мне неловко говорить об этом деле. Лучше бы мне не начинать этого разговора, но поскольку молчать я тоже не в силах, то хочу просить совета прежде всего у вас. В доме вашего отца многие мужчины нашли себе жильё. А что, если бы и я возымел такое желание?
— Бездомный человек, возможно, мог бы найти приют у нас. Но от вас мне странно слышать о таком желании.
— Ведь говорят же: «К чему нефритовая башня?»[227] — сказал Канэмаса. — Я впервые услышал об Атэмия, когда она была совсем девочкой, и не могу избавиться от мыслей о ней, хотя никому и не рассказываю, как я пылаю. Вспомните-ка, как вы сами страдали из-за молодых девиц, и вообразите мои терзания.
— Я раньше бывал так часто влюблён, что обо мне пошла слава как о повесе, и мне стало стыдно. Я давно всё забыл и не хочу слышать даже о чужих страстях. Сёстры мои не томятся в ожидании женихов, но относительно Атэмия родители говорят: «Пусть она пока живёт с нами». Наследник престола изволил выразить своё внимание к ней, но дело, кажется, так и не решено. Да уж ладно, напишите письмо, и я передам его Атэмия.
— Я даже не знаю, как выразить вам свою благодарность, — сказал Канэмаса и написал:
«Разве могут слова
Выразить всё,
Что на сердце моём?
Пусть расскажет об этом рукав,
Красный от слёз кровавых».
Увидев это письмо, Сукэдзуми поддразнил генерала:
— Все рукава
Мокры от слёз,
Что ты каждый день проливаешь.
Хоть говоришь: «Люблю лишь одну», —
Кто же тебе поверит?
Двоюродный брат наследника престола, второй советник министра Тайра Масаакира, был очень умён и знаменит как превосходный музыкант. Повеса он был известнейший: ни замужние женщины, ни принцессы, ни придворные дамы на могли не поддаться на его уговоры. И вот Масаакира стал подумывать о том, как бы ему послать письмо Атэмия. Он был в дружеских отношениях со стражником Императорского эскорта Ёридзуми и однажды, рассказав о своей страсти, попросил его отнести письмо сестре. Может быть, он и раньше посылал красавице письма, а на этот раз он написал вот что:
«Без устали на берег набегает
Речная рябь, а птицы,
Не ведая об этом,
Ведут с другими разговоры:
„Не вымокли ли крылья?”[228]
Как только подумаю об этом, мучусь ревностью».
Ёридзуми, придя домой, отозвал в сторону Атэмия и вручил ей письмо.
Она прочитала его совершенно равнодушно и заметила:
— Какое неприятное письмо ты мне принёс!
— Совсем оно не неприятное, — возразил брат. — Это от советника Тайра.
— Он мне не нравится, этот Тайра! — С этими словами девица встала и удалилась, но Ёридзуми успел сунуть ей письмо за пазуху.
Советник Санэтада опять завёл разговор с Хёэ о том, как он любит Атэмия.
— Принеси от неё хоть какой-нибудь ответ, пусть даже будет он обманчив, как сон! — упрашивал он.
Срезав очень красивую ветку вишни, всю усыпанную цветами, он написал стихотворение:
«О, если бы узнала ты
О моей тоске!
Пусть расскажет о ней
Ветер, несущий
Этой вишни цветы», —
и вместе с веткой вручил Хёэ:
— Передай это твоей госпоже.
Девушка была в нерешительности:
— Уж очень я боюсь! Если выяснится, что я ношу такие письма, меня втопчут в грязь.
— Что же в моём письме может навлечь на тебя грозу? — удивился Санэтада. — Но если ты боишься, передай хотя бы Цветы. Как бы я ни любил твою госпожу, по цветам этого не видно. Ты можешь быть спокойна.
— Цветы, пожалуй, я отнесу, но за ответ не ручаюсь.
Девушка отнесла ветку Атэмия и приложила к ней такую записку:
«Украдкой цветы
Принёс эти ветер
И тут же умчатся.
И вот я гадаю:
Для кого эта ветка?»
