— А не написать ли что-нибудь в ответ? — начала Хёэ.
— Конечно, напиши, но кто это ухаживает за тобой? — спросила Атэмия.
Увидев, что из её уловки ничего не вышло, девушка сама написала письмо и отправилась к молодому человеку
— Показав ветку госпоже, я сказала: «Посмотрите, что я получила». — Атэмия же от ответа уклонилась и только засмеялась. Вот это вам написала прислуживающая ей дама.
— Ах вот как! — опечалился Санэтада. — Думаю, что это ты сама написала. Такие письма не редкость, всё равно что падающий снег[229].
— Никогда больше не соглашусь на такие неприглядные дела. Атэмия даже в шутку не отвечает на легкомысленные послания, — предупредила Хёэ.
— Прошу тебя передать твоей госпоже только одно письмо и добиться от неё хотя бы крошечного ответа. Никогда больше я не обращусь к тебе с подобной просьбой. Как хотел бы я! отдать ей душу, но она даже не подозревает, что я люблю её!
Придя домой, он взял серебряную курильницу хитори и поставил её в серебряную клетку, потом растолок ароматическое вещество из древесины аквилярии, просеял порошок через сито и смешал с золой. Когда молодой человек зажёг порошок от огня своих сокровенных дум[230] , из курильницы показался дым. Скатав так называемые чёрные благовония, Санэтада написал:
«Не хочешь ты знать,
Как я в одиночестве мучусь.
Пусть дым благовонный,
Что из курильницы льётся,
Об этом расскажет[231].
Скоро этот дым превратится в целое облако». Он надписал письмо: «Госпоже Хёэ». Девушка показала всё это Атэмия, и та воскликнула:
— Какая красота!
— А что, если ответить на это? Иногда ведь можно и отвечать на письма, — сказала Хёэ.
— Не знаю я, как писать подобные ответы, — ответила Атэмия, — теперь придётся учиться.
Когда Хёэ вышла из покоев, Санэтада бросился к ней:
— Ты никогда не научишься быть немного порасторопнее!
— Я показала госпоже ваше письмо и, как бы в шутку, посоветовала ответить, но она только засмеялась. После этого я уже рта не открывала, — рассказала служанка.
Дома Санэтада выбрал очень красивую лакированную шкатулку с росписью, положил в неё узорчатого шёлка, отнёс Хёэ и сказал:
— <…>
— Вы так считаете, но только я заговариваю о ваших намерениях с Атэмия, она сразу становится неприступной, переводит разговор на другое, всячески увиливает от ответа, поэтому я ей ничего такого говорить не стану, — ответила она.
— Почему же так? Разве не женаты на её сёстрах мои старшие братья, Санэмаса и Санэёри? Почему же она должна презирать меня? Не потому ли, что я позже них родился на свет? Разве можно знать, кого какое ждёт будущее?
— Дело не в том, что вы чем-то нехороши, ‹…› но кто знает, что думает о своём будущем Атэмия? Может быть, она так и не выйдет замуж? Подождите-ка лучше, — добавила девушка, — пока подрастут её младшие сёстры.
Второй военачальник Личной императорской охраны Сукэдзуми получил письмо от правого генерала Канэмаса:
«Хотелось мне навестить Вас, но всё это время не мог выйти из дому из-за неблагоприятных дней[232]. Сегодня я отправляюсь в паломничество в храм Касуга[233]. Сумели Вы передать письмо, о котором я просил? Всё это время я не могу понять, что со мной.
Отчего слёзы всё льются и льются
На мои рукава?
Касуга-полем
Путь свой держу
К Микаса-горе[234].
И сколько я к ней ни иду, но…»
С этим письмом военачальник Личной императорской охраны пришёл к Атэмия:
— Посмотри, что пишет генерал Канэмаса
— С какой стати мне читать письмо, присланное тебе? — возразила она и слушать брата не стала.
Тогда военачальник ответил Канэмаса сам:
«Извините, что не сразу ответил Вам. Я получил Ваше письмо, но особа, которой оно предназначалось, на него даже не взглянула и слушать о нём не стала.
Ветку сломав,
Горячо богам я молился.
Но сакаки священное дерево,
Что в Касуга-поле растёт,
Даже не дрогнуло[235].
Все усилия оказались напрасными».
Советник Санэтада прислал Атэмия в подарок очаровательный декоративный столик с рельефным изображением острова, по берегу которого ходят кулики[236]. К нему было приложено письмо:
«По узкой полосе прибрежной
Птиц стая ходит,
И на песке следы видны их.
Но будет ли ответ
На эти знаки?[237]
Я мучусь днём и ночью, ожидая письма от вас». Прочитав его, Атэмия начала укорять Хёэ:
