Минувшие годы

Чильдибай (холодное презрение). Зачем, ты меня пугаешь? Напрасное дело. Я знаю одну партию. Я знаю одну власть. Другой партии мне не надо, другой власти мне не надо. Я мастер… да? Рабочий класс… Да! Почему товарищ Сталин рабочий класс не пугает, а ты меня хочешь пугать?

Люшин. Эх ты, невежда! Вы, казахи, много стали о себе понимать. Как что — так Сталин. Спит и видит Сталин Чильдибая. Невежда ты!

Чильдибай (сдержанный гнев). За эти слова, извиняюсь, я вам сделаю очень некрасиво. Почему вы, сукин сын, извиняюсь, оскорбляете мою нацию, почему вы оскорбляете товарища Сталина? Я вам сделаю очень некрасиво. Я вас буду бить.

Люшин (радость). Бей, идиот, ударь!..  (Шумно.) Вот и вылазка!

Является Черемисов.

Черемисов. Вы что шумите? (Понял ситуацию.) Пора… Но не таким манером.

Люшин (всматриваясь в лицо Черемисова). Хм… да… веселые… Из одной пивной явились, что ли?

Черемисов (как бы не слышит). Не стоит, Чильдибай…

Люшин (пристальность и беспокойство). Хм… да… Веселье… (Как бы про себя.) Дите смеется перед слезами, но ведь то дите.

Наверху в дверях является Трабский.

Трабский. Люшин!

Люшин. Я! Иду, иду. (Ушел.)

Чильдибай. Что такое? В чем дело? Не понимаю.

Черемисов. Слушай, Чильдибай. Вот этот человек… не Люшин. Люшин — это ничтожество. Нет, Трабский!.. Ломал меня целый год — не сломал. А он прошел огонь и воду борьбы антипартийных групп, фракций, оппозиций. Этот удав пытался Месяцева проглотить, подарки, премии, особое внимание, — не обработал! Тут-то и пошла у нас схватка не на жизнь, а на смерть. Кто кого.

Тем временем на верхней галлерее появился Люшин. Стал прислушиваться.

Они сейчас подхватывают наши лозунги о бдительности, и воры кричат — держи вора! Попробуй разберись, где ложь, где правда. Вот Трабский и подает на блюдце дело Черемисова… Ты понял или нет?

Чильдибай (изумление). Я чувствовал, я думал… да. Но почему — не понимаю, — почему ты до сих пор молчал?

Черемисов. Тише… Мне надо было до конца понять, что же такое Трабский. Тогда я написал в Центральный Комитет. Я написал Миньярову. Он знает меня с комсомольских лет. Но вот когда по требованию дирекции меня стали таскать в прокуратуру и обвинять в обмане государства, когда мне насчитали миллион потраченных на ветер денег… я взял и обратился с письмом к товарищу Сталину. Ответ пришел: «Смелей экспериментируйте, мы вас поддержим».

Чильдибай (после паузы, задумчиво). Какой человек!.. Какой дорогой человек! Но почему Миньяров, Кряжин?.. Почему нас вызывают? Почему Люшин мне угрожает?

Черемисов. Что Кряжин думает, я еще не знаю, но с чем сюда приехал Миньяров — догадываюсь. (Презрительно.) А Люшин — это тля. Ему лишь кажется, что он функционирует. Его просто нет в природе.

Вдруг Люшин стремительно и шумно сбегает по лестнице. В руках у него блокнотик, карандаши, которые он раскладывает на письменном столе. Лицо его отражает страшное смятение.

Люшин. А что, то-то-варищ Миньяров не приходил?

Черемисов (удивление, юмор). Что с вами, Люшин? Отчего вы вдруг заикаетесь?

Люшин. На-на-следственное… у-у-у меня отец был заика.

Черемисов. Отец виноват. Наследственность.

Выходят и спускаются вниз Жданович, Кряжин. За ними Трабский.

Кряжин (безразлично, с невидящими глазами). Здорово, Черемисов… Толстеешь?

Черемисов (весело). Зато ты что-то похудел.

Кряжин. С чего бы это ты такой веселый?

Черемисов. С рабочим классом общаюсь, ну, а он ведь никогда не унывает.

Кряжин. Что же ты этим хочешь сказать? Мы, значит, с рабочим классом не общаемся.

Черемисов. Представь себе, что именно это я и хотел сказать.

Трабский (мягко). По-моему, мастер нам сейчас не потребуется… Мы вызовем… вас…

Чильдибай. Я понимаю. Я пойду. Мне делать нечего. (Ушел.)

Кряжин (Черемисову). На дешевую демагогию пускаешься?

Трабский. Какая же тут демагогия? Конечно, товарищ Черемисов ближе нас с тобою связан с рабочими, но истинные коммунисты такими вещами не щеголяют. (Ушел.)

Кряжин. Вот именно.

Черемисов (шутливо). Ну что вы, право, с места в карьер взялись меня прорабатывать?(Серьезнее, острее.) Не терпится, что ли?

Кряжин (искренне). Дурак ты, Черемисов!.. Какой дурак! Но поздно. Не поможешь.

Люшин. Роман Максимович, мне надо посвятить вас в один документик.

Кряжин (отмахиваясь). Все документы знаю.

Люшин. Ох, не шумите! (Отводит в сторону). Страшное дело может получиться, Роман Максимович. Запутает вас этот Трабский. Он и меня запутал.

Кряжин (усмешка). Тебя?

Люшин. Ох, не шутите! Ведь я же полагал, что Черемисов встал не на ту линию, а на самом деле наоборот. Пойдемте к вам, все расскажу.

Уходят.

Жданович. Объясни мне, что здесь происходит?

Черемисов. Ты сам не маленький.