Минувшие годы

Звонок.

Наташа. Сама открою. (Ушла, вернулась.) Девушка принесла из заводоуправления правительственную телеграмму-молнию. Но ей надо что-то передать вам… подчеркивает — лично.

Черемисов. Пусть войдет.

Наташа. Я приготовлю вам поесть. Что Месяцев, чте вы… Тот на человека не похож. (Ушла.)

Является неизвестная девушка.

Черемисов (молча поздоровался, взял телеграмму). Я вас слушаю, но разрешите… (Прочел что-то неожиданное, даже забыл о девушке.)  Простите, я вас слушаю.

Неизвестная девушка. Я от Катеньки…

Черемисов. Как? Из Ленинграда?

Неизвестная девушка. Нет, неверно выразилась. Мы вместе с ней работали здесь в лаборатории. Сейчас на дежурстве приняла эту телеграмму… Наверно, вы уедете. От Катеньки получено письмо… очень плохое.

Черемисов. Что там случилось?

Неизвестная девушка. Осенью схватила воспаление легких, теперь есть нехорошие признаки… Учиться не бросает…

Черемисов. Вот почему я так давно… Да, да, она учиться не бросит.

Неизвестная девушка. Извините, если скажу очень прямо, но я ближайший друг Кати. Она вам не напишет, что ей… видно по письму, что ей живется трудно. Она вас очень высоко… (Смело.) Любит она вас.

Черемисов (строго). Да, я приму все меры.

Неизвестная девушка. Если бы вы навестили… чувствуется по письму.

Черемисов (строго). Да, наверно, скорей всего. (Мягко.) Спасибо, что известили.

Неизвестная девушка. Она лишь мне одной доверяет. Она сюда вернется непременно.

Черемисов. Благодарю. Вы очень верно поступили.

Является Миньяров.

Неизвестная девушка. До свидания. (Уходит.)

Миньяров. Пойдем закусим. Наши спят. Нашел рыбину. Усача.

Черемисов (после паузы). На вот, читай. Я что-то плохо понимаю.

Миньяров (прочел и посвистел). Ну, дело ясное: твой старый друг Роман Максимович старается.

Черемисов. Но как же так? С одной стороны, выговор, с другой — особое задание. Я должен куда-то ехать ликвидировать прорыв.

Миньяров. Кряжин, Кряжин.

Черемисов. При чем же Кряжин, если приказ о выговоре подписан самим Серго?

Миньяров. Слушай… (Сердится.) Ты что, в объективизм играешь? Не знаешь, как можно доложить, как поднести материал? Низкий процент использования руды — правильно. Но доложи, что в этом направлении идет работа, мобилизовано внимание всего завода. Только я не понимаю, чего хочет Кряжин. Но без личных, мелочных мотивов и тут не обошлось. Он мне однажды в раздражении буркнул: «Конкурента мне растите». Конкурента — вон какое убеждение.

Черемисов (пожал плечами). И все равно товарищ Кряжин в цель не попадет. Ты знаешь, что мне говорил Серго Орджоникидзе в его манере, напористо, с огнем: «Думаешь, меня не бьют? Бьют, как турецкий барабан. Бьют за мои собственные ошибки, бьют за ваши, бьют за русскую отсталость, бьют за войну».

Миньяров. Как — за войну?

Черемисов. Я то же самое спросил, тут мне и дали жару: да что ж вы думаете, уважаемые строители, слова об окружении капиталистическом Сталин вам бросает для пламенных дискуссий? Вы думаете избежать смертельной схватки? Рассердился так, что я не знал, куда мне деться. Потом прибавил: «Ступай, работай и никогда не обижайся, если с тобой будут очень строго обходиться». Так чорта после этого мне Кряжин с его интригами.

Являются Наташа с тарелками и Жданович.

Жданович (продолжает). Один, последний!.. Из этих, как их, чорт их подери… из могикан!

Миньяров. Жданович, что с тобой, когда ты успел? Жданович  (роскошно). Подавленный и истощенный органон! Органон Мацесты жаждет, но не отпускают у нас на мацестинские воды. Третий год работаю без отдыха. Кому какое дело! Вынут, поглядят и скажут: пошел вон!(Миньярову.) Прости, Сократ, вдаюсь в очередную ересь. (С трудом.) Анархоиндивидуализм. Я плачу чистыми естественными каплями и знаю, что моя слеза вызовет комизм… Увы, комизм, я понимаю. Да. Но существо вещей есть непреложность. Жданович остается один! И спрашивает, что он есть теперь.

Черемисов. Во-первых, как до тебя дошло? Откуда знаешь?

Жданович. Это до тебя только дошло. Я знаю путь планет, грядущие затмения и даже когда в море свистнет рак.

Черемисов. Да чего ты разоряешься? Был главным инженером и останешься.

Жданович (хитрость). Да?.. Но, может быть, я не был главным инженером и не хочу быть таковым.

Миньяров. Ради чего ты натрескался ни к селу ни к городу! Говори, пожалуйста, короче и, главное, проще.

Жданович. Кристалла мысли требуете? Едва ли я сейчас способен на кристалл. Но мысль во мне есть. Мысль еретическая, вздорная, но на другую неспособен… Не перевоспитан! Позволите?.. Вот… Я говорю: такие вот, как я, субъекты с одними вашими руководителями работают, с другими только служат. Есть занимаемая должность и есть великий бескорыстный труд русского человека. Впадаю в пафос. Да… Ибо до сей поры я не служил с вами и должности не занимал. Работал.

Черемисов. Пьян, пьян, а загибается, как трезвый.

Миньяров. Ты брось эту идейку. Она не новая… приказчичья. С тобой никак де вяжется.

Жданович. Сократ, не будь свирепым! Значит, я не пронизан новыми идеями… Увы, таков. И я, например, не знаю, что за лицо какой-то Яков Трабский.

Миньяров. Позволь, ты откуда взял это имя? Я знаю Трабского.

Жданович. А я нет, и это имя мне ничего не говорит, но мне завтра предстоит с ним работать.

Миньяров. Как? Почему?

Жданович. А он уже летит сюда. Летит! Прислушайтесь. Покуда Черемисов будет где-то запускать отставшее строительство, он будет замещать его.