Ещё торгуют рыбой; бычками, ершами, барабулькой. Некоторые привозят из плавней судаков и лещей.
А есть и такие купцы, что держат для покупателей красный товар под прилавком: молодую севрюжину, осетра и белугу. Специально для этих купцов каждое утро приходил на рынок дед Власенко.
Рыбой торгуют всё больше женщины. Рыбаку самому торговать неудобно, да и времени жаль.
– Здорово, купчихи! – зашумел дед. – Похвастайте же вашим товаром. Очень я люблю рыбный дух нюхать.
Иные женщины почтительно здоровались со стариком, иные начинали брюзжать, обижаться. А которые помоложе – смеялись. Дед тоже смеялся, разводил руками.
– Дюже у нас девки хороши. Дюже красивые. Болгары страдают, у них завсегда невест недостача. Нехай бы к нам ехали. Или японцы… Ксанка, пошла бы за японца?
Крепкая, широкая в плечах Ксанка замахнулась судаком.
– Очумели вы совсем. Вы ж на моей свадьбе вино пили.
– Прости, девка, забыл, – извинился дед. – Вы для меня теперь все друг на друга похожие… А ну, покажи товар.
Ксанка сняла с корзины кусок сети.
– Ровная рыба, – похвалил дед. – Сердечный рыбак ловил. Мужик твой?
– Батька, – ответила Ксанка, вздохнув. – Чи у вас память помутилась, дед Власенко, чи вы насмехаетесь? Я уж давно как вдова…
– Извини, девка… – Старик сокрушенно почмокал, покачал головой и полез дальше по ряду. Остановился он перед высокой старухой в чёрной клетчатой шали, с которой скандалил возле церковной ограды.
Старуха прикрыла глаза и принялась вздыхать, бормоча:
– Чи ты белужий родственник или тот водяной черт?
– И когда у тебя язык сотрётся? – рассердился дед Власенко. – Я у тебя осетров отымал?
– Так не моя же та рыба, – громче заворчала старуха. – Просят люди продать – я продаю. Её ж ведь в море не выбросишь, всё одно она уже дохлая… А моя рыба вот – бычки… Свежие бычки и ерши! – заголосила старуха на весь базар, расхваливая свою рыбу. – Красивые ерши…
Она толкнула пальцем в старика и добавила:
– Ось такие, как он, страхолюды.
– Арестую я тебя, Ольга, за твои вредные действия, – пригрозил старик.
Старуха сунула руки в карманы передника. Втянула воздух в себя, словно целый день не дышала, и принялась честить старика Власенко со всех сторон.
– Злыдень ты окаянный! – кричала она. – Сам рыбалить не можешь, потому и лазаешь по базару из зависти. Нахлебник ты для государства и тараканий пастух. Другой бы на твоем месте хоть удочкой промышлял. Смотреть на тебя дюже тоскливо. С души воротит… Марию, горючую вдову, ты хитростью к себе заманил и на себя работать заставил. Чтоб тебе, бездельнику старому, пусто было! И чтобы на том свете рыбаки тебя в свою компанию не приняли! – Старуха вдруг подбоченилась и сказала: —Я же знаю, зачем ты на базар ходишь. На меня смотреть. Ты же ж ведь, старый пень, в меня всю жизнь влюблённый. А мне на тебя – тьфу! Ты ж для меня пустое пространство…
Девки и молодухи хохотали. Даже некоторые пожилые не сдерживали улыбок. Но Славка заметил, что в смехе рыбачек не было одобрения.
– Мозгов бы тебе поболе, – сказал старухе дед Власенко. – Душа твоя медная.
МОРЕ НА ГОРИЗОНТЕ
Старик шёл насупясь. Лохматые брови, как козырёк, прикрывали ему пол-лица.
– Каждый день с нею воюю, – сказал он, стараясь придать своему голосу ровность. – До чего же тёмная баба. Брешет и брешет…
Вышли на берег.
Море горело на горизонте нестерпимым огнём.
– Разве вам бабушка Мария не жена? – спросил Славка. – Она вас на «вы» называет.
Старик насупился ещё больше.
– Нет… Мария – вдова моего сотоварища. Мой сотоварищ Егор погиб, когда большая фуртуна была – шторм дюже сильный. Он с сыном пошёл ставной невод спасать… Море их вместе забрало. Обоих… – Старик замолчал, засопел в усы.
– А ейный сын Митя, старший, тот в Севастополе смерть нашел. Митино имя там на камне написано… Не может Мария в своей хате жить. Плачет она там дюже.
Грустно стало Славке. Потому что не мог он в этом деле оказать помощь. Да в таких делах никто уж помочь не может.
Та вредная старуха Ольга – она же ж моею невестой была. – Старик хлопнул себя рукой по боку.
Какой я дурак был… Пела она, Ольга, дюже красиво. Голос у неё такой замечательный, изнутра… – И всё ещё сердито, но уже тише, добавил: – Меня Серафина от неё отвела… Вот это ж была девка, моя Серафина…
На берегу двое бородатых рыбаков толкали в море смоляную лодку. Они замахали старику.