– Я, – отвечал отец.
Ещё чаще отец смеялся над теми книжками, которые мама называла модными и современными. Тогда он просто хохотал.
Мама в таких случаях возмущённо доказывала ему, что он примитивен.
– Ох-хо – хо, – отвечал ей отец.
А Славка не знал, не мог понять, весело ему в такие минуты или, наоборот, грустно.
Мама переходила на крик. Сыпала словами: мещанство, протест, интеллектуальный герой, пошлость.
Отец барабанил пальцами по столу:
– Да, да. Как же, как же…
– С тобой невозможно разговаривать!
Мама хлопала дверями и убегала.
– Постыдно! Убого! – бормотала она, словно отец совершил преступление.
Славка спрашивал у отца:
– Что с мамой?
– Ничего страшного, – не меняя позы, отвечал отец. – У мамы растут зубы мудрости.
Славка никогда не мог разобраться, кого он любит больше, отца или маму. И любит ли их вообще. Ему казалось, что они все трое живут порознь, каждый сам по себе. Но когда отец уезжал на новое место, Славка начинал скучать и думать о нём. Когда уезжала мама, Славка вдруг замечал, что она ему очень нужна.
Когда Славка кого-нибудь провожал или уезжал сам, ему казалось, что вся жизнь склеена из сплошных потерь, что он вечно теряет кого-то. Когда Славка встречал новых людей, приезжал в новые города, ему начинало казаться, что он всё время находит.
Работа на элеваторе у отца шла полным ходом. Рядом с восемнадцатью башнями уже вырастали восемнадцать новых.
От стариков Власенко Славка узнал, что элеватор старинный, много раз перестроенный. Элеватор взрывали и строили заново. Строили его и англичане, и румыны, и немцы. Они же взрывали, когда им спешно приходилось удирать с этой земли.
Славкин отец не только расширял элеватор. Он делал его автоматом.
Четыре человека будут обслуживать всю громадину.
И когда заработают механизмы, отец поедет в другое место, где нужно построить какое-нибудь новое, уникальное сооружение из бетона.
Отец всегда приходил поздно. Иногда он останавливался возле дивана, на котором спал Славка, простаивал там по нескольку минут. Славка ёжился под простынёй. Славка начал думать, что он отцу в тягость. Что он для отца обуза. Славка даже написал маме письмо: мол, хочу в Москву, забирай меня побыстрее. Письмо прочитал отец. Случайно.
Он сел к столу. Но не надолго. Вскочил и принялся ходить, и запел.
Бабка Мария позвала отца на кухню.
– Хочешь, я на картах раскину? – сказала бабка. – Расскажу, как она там в Москве живёт.
– Кто? – спросил отец.
Бабка раскинула карты.
– Живёт она худо, – сказала бабка. – Ты бы ей, парень, денег послал…
Отец сел возле бабки, опустил голову.
– Не возьмёт, – сказал он.
– А ты подумай, – сказала бабка. – Может, и придумаешь, как это сделать.
Отец засопел грустно. Вздохнул.
– А вы, тётя Мария, карты раскиньте. Может быть, карты скажут.
– Этого карты не могут.
Славка ушёл на берег. Он ходил по песчаным дюнам. Слушал тихое бормотание волн и думал: не уехать ему от отца.
Поздно вечером, когда Славка пришёл домой, он застал отца за таким занятием. Отец сидел у стола, читал открытки, которые мама прислала Славке. Он разложил их, как игральные карты, и прочитывал одну за другой.
Славка вышел из хаты. Душистый вечер дремал под деревьями. По ерику плыли белые утки. Верхом на собственном отражении. Славке захотелось спугнуть уток, закричать громко и весело. Утки загогочут, захлопают крыльями, как в ладоши. Поднимется шум и гам. Залают собаки.
Славка не успел закричать. В ерик вошла чёрная лодка – каюк. Дед Власенко гнал её шестом. На корме стоял Васька. Лодка коснулась берега. Он выпрыгнул, привязал её к бревну-лежаку. Старик передал Ваське ведро рыбы.
Славка спрятался за деревьями. Он смотрел, как дед с Васькой пришли к хате. Услышал, как старик
