Джеб лежал на темно-синем ковре своей гримерной в помещении Сан-Францисского концертного зала и делал отжимания. Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать… Мышцы живота напрягались в такт счету. Дверь открылась, и в комнату вошла Бриз с уоки-токи, который перед концертами становился как бы ее третьей рукой.
Сегодня она была в серовато-зеленой блузке с серебряными запонками, такого же цвета короткой юбке с расшитым серебром подолом, которая, должно быть, весила килограмма четыре, и серебристых ботинках до колен. Перевернувшись на спину, Джеб со свистом втянул в себя воздух и нахмурился.
— Ты не одет, — сказала она, глядя на его голую грудь и черные шелковые спортивные трусы.
— Зато ты одета. — Он снова окинул ее критическим взглядом. Со своей фигурой Бриз могла носить практически все, что угодно, однако Джеб находил, что ее чувство моды остановилось на стадии, относящейся к временам гибели ее группы. Ее атласные одеяния напоминали о тех годах, когда стиль кантри еще находился где-то на задворках эстрады.
— Представление начнется через десять минут. Или, может быть, ты хочешь здесь качаться, — она посмотрела на лежащие под столом гири, — вместо того чтобы хорошо провести концерт?
Джеб проигнорировал ее язвительные слова. Их отношения с Бриз продолжали оставаться напряженными, и он не хотел новых стычек. Встав, Джеб почувствовал внезапный приступ головокружения, но тем не менее согнул руку, словно культурист.
— Мои фанаты хотят увидеть мускулы.
— Отцы города хотят увидеть хоть какую-то одежду. — Она подошла к гардеробу: — Что ты сегодня наденешь?
— Я пробую новый образ. — Пройдя мимо нее Джеб вытащил темные брюки и белую рубашку.
Он двигался слишком быстро. Вновь почувствовав головокружение, Джеб встряхнул головой. Самочувствие было неважным, зарядка не помогла. Он раскрыл стоявшую на диване спортивную сумку и достал оттуда темные носки и пару простых черных ковбойских башмаков.
— Ну, я надеюсь, это поможет исправить неудачное впечатление, — пробормотала Бриз.
— Что ты имеешь в виду?
Но Джеб прекрасно знал, что она имеет в виду. За прошедший месяц он не раз забывал текст. Голос продолжал хрипеть, а неделю назад в Лас-Вегасе он «пустил петуха», словно тринадцатилетний юнец. Когда кончится концерт — зрителей, напомнил себе Джеб, собралось полный зал, — он неделю отдохнет. Совершит визит в Нэшвилл, поработает там на студии. Для нового альбома недоставало одной песни, но в голове у Джеба было пусто. Сейчас он не мог писать — точно так же, как и не мог хорошо петь. Бриз уже обыскала всю страну в поисках баллады. Баллады, которая стала бы хитом. Но пока ничего подходящего обнаружить не удалось. Неудачи преследовали Джеба как на сцене, так и вне ее. В таблоидах[6] уже стали появляться статьи с заголовками типа: «Звезда Коуди закатывается?»
Так писали еще самые доброжелательные из газетчиков. Гораздо хуже было то, что некоторые намекали, будто он имеет отношение к гибели своей сестры Клэри, которая случилась якобы из-за того, что она собиралась написать биографию своего брата. Дескать, Джеб пытался ее остановить. «Джеб Стюарт Коуди — совесть нечиста?»
Почувствовав, как на верхней губе проступили капельки пота, Джеб поспешил в ванную.
Бриз загородила ему дорогу:
— Между прочим, я отложила интервью с «Ньюсуик». Я сказала, что ты очень устал после тура. Нам совсем не нужно враждебных публикаций.
— Пресса всегда настроена враждебно. — Джеб говорил спокойно, стараясь не показать Бриз, как эти статьи его расстраивают. — Медовый месяц кончился — вот и все.
— Перестань оправдываться. — Она направилась к двери, вероятно, столь же обеспокоенная, как и он. — Утром, когда ты спал, звонил Джон Юстас. Он спрашивал, нет ли у тебя температуры.
— Он любит поднимать шум. — Джеб улыбнулся, но сердце его сжалось. Сначала пресса его любила. Так же как и фанаты. Как его группа. Теперь, возможно, у него скоро опять останется один дедушка.
— Я не уверена в том, что он ошибается. — Поколебавшись, она достала из кармана юбки конверт, из которого выпали два билета. — Чуть не забыла. Мисс Высшее Общество вернула их с посыльным. Так что сегодня тебе не нужно падать со сцены, пытаясь разглядеть, кто сидит на десятом и одиннадцатом местах в первом ряду.
Джеб подошел к ней и схватил за руку.
— Мне уже надоело слышать о Сюзанне Уиттейкер — от тебя, от газетчиков, от ребят из группы, а особенно от Мака, который и сам хорош. Так что успокойся, иначе мне придется провести чистку среди своих служащих.
Она вырвала у него свою руку:
— Не будь подонком!
— Как ты помнишь, я болен. Это горло сводит меня с ума.
— Тогда прими антибиотики, Джеб!
— Доктор из Атланты сказал, что это вирус.
— Ты не хочешь, чтобы я позвонила кому-нибудь еще? — Он покачал головой, и ее лицо смягчилось. — Я знаю, что ты неважно себя чувствуешь…
Не желая, чтобы Бриз его жалела, он отвернулся. Запищал уоки-токи.
— Осталось пять минут, — уже более твердым тоном сообщила Бриз. Надо идти.
— Бриз! — позвал Джеб. — Окажи мне услугу. — Медленно наклонившись, чтобы не вызвать нового головокружения, он поднял с пола билеты. — Пошли кого-нибудь ко входу в театр, пусть там найдут приличную молодую пару, желающую посмотреть представление. Отдай им билеты.
— С наилучшими пожеланиями от мисс Уиттейкер?
— Если хочешь. — Он протянул руку к полке гардероба и вынул шляпу. Черная ковбойская шляпа была украшена лишь черной лентой и вышитыми серебром инициалами «Дж. С. К.».
— Ну-ну. Прямо ковбой с Уолл-стрита!
— Неплохо, Мейнард. Пожалуй, мы можем это использовать в качестве нового рекламного лозунга.
— Может быть, шляпа, как у Брукса или Алана Джексона, тебя сегодня и спасет, но все же постарайся еще и спеть хорошо — просто на всякий случай.
— Иди ты к черту, — пробормотал Джеб, — вместе со своим любовником.
Сделав шаг. Бриз остановилась. «Если дела будут идти так, как сейчас, то Мак однажды ночью тебя убьет, если я сама этого не сделаю». И она исчезла в коридоре, оставив Джеба с его больным горлом и неуверенностью в себе.
Петь? Неизвестно, сможет ли он хотя бы подняться.
Его охватил страх, гораздо более сильный, чем обычный страх перед выступлением.
В лучах прожекторов Джеб стоял на сцене, расправив плечи и расставив ноги. Руки его слегка дрожали, дожидаясь момента, когда он, повинуясь инстинкту, выхватит из воздуха гитару.
Лучи прожекторов изменили цвет с белого на патриотический красно-бело-синий. Сзади, словно на неоновой вывеске, проступили громадные буквы — красные, белые, синие: ТУР ПО АМЕРИКЕ.
Прилетела гитара, и Джеб выхватил ее прямо из воздуха. Только одно молниеносное движение! Когда он поднял ее над головой, руки его горели. Джеб не видел, но знал, что лучи прожекторов как в зеркале отражаются от ее полированной поверхности. Эта гитара стоила не одну тысячу, но сейчас он хотел бы держать в руках свою первую гитару, купленную в местном музыкальном магазине — подарок матери на его десятое Рождество — незадолго до того, как их отец отправился в тюрьму. Это помогло бы вернуть ему ту уверенность, которая была у него тогда, когда он брал на ней первые аккорды и писал первые песни, выслушивая одобрительные замечания мамы и Клэри.
В горле по-прежнему жгло. Он уже принимал антибиотики и делал ингаляции, однако ничто не помогало. Врачи говорили, что все пройдет постепенно само, но Джеб уверен, что в медицинском саквояже Джона Юстаса наверняка нашлось бы что-нибудь такое, что могло бы помочь.
Ну, Господи, помоги!
— Как дела? — громко спросил он.
