выскользнула из кровати в том же тревожно-беспокойном состоянии. Приближалось утро, и воздух становился все прохладнее. Бриз заставила себя пройти в комнату в противоположном конце дома, где пахло белыми розами, которые были посажены по настоянию Джеба. Здесь ей тоже не требовалось зажигать свет. Она и так помнила каждую фотографию, каждую табличку, словно кто-то навечно отпечатал их в ее памяти. Они принадлежали не ей, они принадлежали ее ребятам.
Бриз смотрела в темноту и вспоминала. Она попала в Нэшвилл в конце семидесятых. Для стиля кантри это был не самый благоприятный период. Если не считать таких «отщепенцев», как Крис Кристофферсон, Вейлон Дженнингс и Вилли Нельсон, которые боролись за свободу творчества и сохранение традиционного звучания кантри, если не считать немногих певиц вроде Эмили Харрис, в шоу- индустрии господствовала начисто лишенная души музыка поп-кантри. В свое время Бриз Мейнард сравнивали с Харрис, и Бриз это ценила. Потом, когда началась ее карьера, спрос на диски кантри, правда недолго, был очень высок в связи с непродолжительным наступлением моды на «городских ковбоев»; однако, когда этот период кончился, для кантри наступили еще более тяжелые времена. Однако Бриз и традиционная манера исполнения кантри выжили и даже стали процветать. Но к тому времени, когда в восьмидесятые годы на сцене появились новые молодые таланты, вдохновленные тем, что Джеб называл новым традиционализмом, карьера Бриз уже завершилась. Она потерпела катастрофу вместе со своей группой. Пришел конец и ее пению.
Бриз знала, что здесь же, в темноте, находится и белый рояль. Он стоит у окна, выходящего во двор, где сейчас, перед рассветом, когда до восхода солнца оставалось полчаса, было темно, как в угольной яме. Бриз подошла к роялю, светившемуся в темноте как маяк, и подняла крышку.
Ее пальцы затрепетали над клавишами. Игру Бриз никогда нельзя было назвать хорошей, а в последние годы она вообще редко подходила к пианино. Здесь она сочиняла музыку; здесь родился не один хит. Ладони Бриз стали влажными, и она облизнула внезапно пересохшие губы, все еще припухшие от поцелуев Мака. Поцелуев, которых она сегодня не чувствовала.
Новость не выходила у нее из головы, но сейчас Бриз думала не о карьере Джеба.
Она осторожно опустила пальцы на клавиши рояля и взяла пару аккордов. Ей казалось, она слышит шум толпы, крики и аплодисменты. И музыку. Бриз чувствовала, как кровь бурлит в ее жилах, ощущала потоки любви, со всех сторон устремившиеся к ней из зрительного зала. Публика в экстазе выкрикивает ее имя:
— Бриз! Мисс Би! Мы любим тебя. Бриз!
Сейчас точно так же зрители выкрикивают имя Джеба.
Руки Бриз замерли.
Хотя новости и неутешительны, она сумеет сохранить его на том месте, где он сейчас находится.
Он не упадет с небес. Под ее руководством он взлетел прямо к звездам через стратосферу музыки кантри. С решительной улыбкой на лице Бриз вновь принялась играть. На этот раз ее пальцы заскользили по клавишам рояля гораздо естественнее, извлекая из его глубин звуки, все больше походившие на песню. Бриз уже забыла о том, что ее никто не любит и что она сама в этом виновата.
Как сказал бы Джеб, у нее есть запас прочности.
Преодолев последнюю ступеньку, Джеб вполголоса выругался. Он не хотел никого будить. Джон Юстас, уставший от шестидневного бдения, спал, протяжно похрапывая во сне. Сюзанна тоже рано пошла наверх из-за болей в желудке, что всерьез беспокоило Джеба, — она жаловалась на это всю неделю. Но сейчас ему надо было побыть одному.
Вчера температура наконец спала, и Джеб чувствовал себя уже лучше, хотя все еще не очень хорошо. Войдя в темную гостиную, он поднес к глазам руку — она дрожала. Клэри, Клэри…
Из головы не выходило услышанное в программе новостей. На ощупь пройдя через комнату, он сел за стоявший у окна черный рояль. Джебу надоело лежать на подушках и слушать диск Андреев Сеговия, который ему купила Сюзанна, зная его пристрастие к классической гитаре, читать журналы, которые она ему приносила, и принимать питательные растворы. К тому же в это время суток он обычно испытывал возбуждение после концерта.
Вот потому-то несколько минут назад Джеб встал с постели и, с трудом преодолев на ватных ногах коридор, пробрался в маленький кабинет на втором этаже, где, включив телевизор, услышал новость:
— …Сегодня нью-йоркская полиция объявила о новых данных, полученных в ходе расследования убийства в Центральном парке сестры знаменитого певца Джеба Стюарта Коуди — Кларисы Коуди Уиттейкер. После тщательной проверки показания свидетельницы, объявившейся через несколько недель после убийства, были признаны сомнительными. Как выяснилось, эта женщина под вымышленными фамилиями неоднократно лечилась в различных психиатрических больницах. Полиция подозревает, что ее описание внешности преступников, возможно, является плодом ее больного воображения…
Да, теперь понятно, почему весь вечер Сюзанна была такой бледной. Неудивительно, что она отвергла просьбы Джеба поставить в его комнату телевизор. И нет ничего странного в том, что так часто звонил телефон.
Джеб сел за рояль и беззвучно прошелся по клавишам, едва прикасаясь к ним пальцами. Он и сам не сразу понял, что играет «Младшую сестричку». Он с недоумением остановился и посмотрел на клавиатуру — блестящую, без малейших пятен, не то что разбитое пианино в доме его матери. Да, клавиатура чистая и аккуратная, как и все в этом доме, как сама Сюзанна.
Через день или два, самое большее через три ему надо будет уезжать. После таких новостей Бриз, без сомнения, уже завтра приложит всю свою энергию, чтобы вытащить его отсюда, к тому же, если память ему не изменяет, на очереди два концерта в Де-Мойне, кажется, — или в Дюбуке? Нынешняя передышка закончится, как и его отношения с Клэри и Рэйчел.
Джеб посмотрел на клавиши рояля, стараясь выбросить из головы образ Сюзанны и подавить надвигающееся желание, которое всегда возникало при мысли о ней. Он даже не сразу заметил, что его пальцы тверже ударяют по клавишам и по комнате плывет задумчивая мелодия. Чистое звучание дорогого инструмента напоминало Джебу о прошлом, о том, что уже никогда не вернется.
Ах, Клэри…
Мелодия «Глубокой реки» лилась, казалось, из самой глубины его души, эхом отдаваясь в ночной тишине.
Он сыграл ее три раза, прежде чем ощутил на своих плечах легкое прикосновение чьих-то рук.
— Это было прекрасно, Коуди.
— Старый псалом из моего детства.
— И детства Клэри.
— И детства Клэри.
Руки Сюзанны обвили его плечи, и она прижалась, мягкая и нежная, к его спине. Джеб откашлялся, надеясь, что Сюзанна решит, будто его голос дрожит из-за пневмонии и молчания в последние несколько дней.
Если бы они с Клэри тогда помирились, он бы встретил Сюзанну уже несколько лет назад. И он тут же попытался возразить себе. Она зовет его Коуди, чтобы напомнить о Клэри, но это его не беспокоит. Теперь Клэри всегда рядом с ними и между ними, но это уже не беспокоит его.
— Ты узнал новости? — спросила Сюзанна. — Как?
— По телевизору.
— В кабинете! — сказала она таким тоном, как будто забыла спрятать опасную улику.
— Это не важно. Бриз все равно позвонила бы завтра. А твой отец…
— Он уже звонил. Ты прав, но я хотела, чтобы ты подольше отдохнул.
— Прежде чем пресса набросится на меня снова? Или какой-нибудь псих снова ударит или даже выстрелит?
— Нет! — сказала она.
— Все, что произошло на этом концерте, не связано с Клэри. Просто кто-то ко мне недоброжелательно настроен и желает меня свалить. Он может использовать и ее, и кого угодно другого.
— В тех беспорядках ты не виноват. Как и в смерти Клэри. И что бы с ней ни случилось, что бы каждый из нас об этом ни думал… — Она замолчала и обняла его вновь, прижавшись грудью к спине. —
