председателя. Труп ночью перевезти в район, похоронить без обычных почестей». О чем идет речь, понимаешь?
Дудкин. Понимаю.
Кременской. Спросят — ответишь точно?
Дудкин. Отвечу.
Кременской. Скачи — и сразу обратно сюда.
Дудкин. Слушаюсь.
Кременской. Я уйду на короткое время, Маша. Я пойду взгляну на…
Маша. Что же будет у нас, товарищ Кременской? Что они с нами сделали? Никого же нет в такие часы, все разбилось, как в насмешку, как назло.
Кременской. Мы не застрелимся с тобой. Маша.
Маша. Как это можно? Как можно так сделать?
Кременской. Не плачь.
Маша. Не могу я, когда я сама ее увидала… А вы еще приказываете — без почестей… Всё мне обидно, всё!
Кременской. Сядь… Мне тоже обидно. Ты еще мало знаешь обиды и тоску взрослых людей, оттого спрашиваешь у меня. Я бы шел за ее гробом и бессменно стоял в карауле у ее помоста, но теперь мне нечего делать с людьми, которые убивают себя. Ты думаешь, во мне борется ум коммуниста с душой человека? Так не бывает, Маша. Может быть, когда-нибудь и сама ты узнаешь это… Хотя ты уже знаешь. Ты сама кричишь: «Что они сделали с нами? Что они разбили всё, как назло?..» Скажи — мы им изменили или они нам? Мы им солгали или они нам?.. Лгут, изворачиваются, из кровной дружбы делают средство для ничтожных своих выгод — и знают, что у нас так жить нельзя, и видят, что дела их отвратительны в нашей жизни, но не идут за нами, а мстят нам выстрелом, петлей, ядом, требуя от нас слез, прощения… Пойми теперь, Маша, что борется во мне, когда я иду проститься с любимой девушкой. Но не мы ее хороним без почестей. Это их отцы, их свора, их племя уходит в могилу. Нам с тобой в эту ночь мучительно горько и тяжело, но мы не застрелимся с тобой, Маша… Я уйду на короткое время, ты подежурь здесь до прихода и только на людях не теряйся, не плачь.
Маша
Дудкин. Сделал, как приказали… Нету начальника? Ну, Марья, беда! То было люди песни играли, гармонисты тут заливались, пляс шел, а как узнали — все настроение рассыпалось. Пошли невероятные выдумки, слухи, разброд… Марья, ты думаешь?
Маша. Думаю.
Дудкин. Мы с тобой как-никак передовые, как-никак ответственные. Марья, скажи!
Маша. Липовое наше дело!
Дудкин. Масса у нас раскорячилась… Ладно, пойду, ударю по одному шептуну. Я его знаю… гада.
Маша. Не буду я здесь сидеть одна, хоть зарежьте! Люди песни играли, гармонисты заливались… А постойте-ка! А если? А ну-ка, бежим в самом деле.
Кременской
Лагута
Кисетов. Говори ты. Я добавлю.
Лагута
Аграфена Матвеевна. Сразу скажу. Воры — раз, воры — два, воры — три. Требуем новых на смену.
Лагута. Сказала! Кого «новых»? Опять воров?
Аграфена Матвеевна. Я не могу говорить правильно. Я вся дрожу.
Кременской. Давайте спокойно и точно. Маша! Где же она? Ушла?.. Ну, хорошо. Речь идет о новом правлении, как я понимаю?
Лагута. Вот верно.
Кременской. И, пользуясь моим присутствием, колхоз хочет организовать немедля свое руководство?
Кисетов. Точно так.
Кременской. Перейдем к делу. О каких людях думаете? Кого метите? Называйте имена. Я людей плохо знаю.
Аграфена Матвеевна. Нашу бригадиршу, опять. Стоим!
Кременской. Запишем: первый кандидат Маша. Еще?
Лагута. Да ведь есть люди… торговаться неохота.
Кременской. Торговаться сейчас не время.
Кисетов. Звали так. А к чему вопрос?
Кременской. Тебя, Кисетов, выставим на место Тимофеича.
Лагута. Сходятся.
Кременской. У меня — тоже.
Кисетов. Ты людей плохо знаешь! С бала на меня прицелился. Добрался-таки. Вмазал.
Кременской. Запишем.
Кисетов. Надеваю хомут. Ладно. Дай хоть руку на привет.
Кременской. На! И держись всегда… Кто же еще?
Аграфена Матвеевна
Кременской
Лагута. Чересчур огненная. Нельзя.
Аграфена Матвеевна
Лагута. Прошло. Иди спокойно.
Аграфена Матвеевна. Спасибо, товарищи, великое вам спасибо! Ведь у меня семь душ, семь галчат, и, может, я для них за колхоз на ножи иду. Благодарствую!