После бала

Маша. Напрасно вы с ним водитесь. Он хоть от кулаков отказался и первый все колхозу сдал, но руки у него зудят.

Адам Петрович. Руки — не душа. Он душой колхозник. Ах, Мэри, Мэри, ничего ты не знаешь! Ты еще тот же самый ребенок, которого я учил читать: бе-а — ба, бе-а — ба. Ба-ба. А ты учишь меня! Неужели ты меня не уважаешь как отца?

Маша. Уважаю… и мне жалко.

Адам Петрович. Что тебе жалко?

Маша. Что вы пьете. А вам теперь пить совсем невозможно. Вас хотят поставить председателем. И еще вам скажу: мне будет очень обидно, если на вас покажут пальцем, потому что вы мне, правда, за отца… Как сказать это? Вроде за знакомого отца.

Адам Петрович. Тронут! Это важное соображение. На меня пальцем показывать нельзя. Иду домой молча и трезво. Людмила дома?

Маша. Нет, на балу комсомольцев мобилизует.

Адам Петрович. Скоро вернетесь с ней?

Маша. Она — скоро, я — нет. Я еще Дудкина покараулю, он где-то тут поблизости за Лизаветой убивается.

Адам Петрович. Цветите, дети! Какая ночь… как арфа!

Расходятся. Тимофеич встал.

Тимофеич. Сибарит. Си-ба-рит. Си-би-ряк. Сибирская язва! (Ушел.)

Явились Дудкин и Маша.

Дудкин. Маша, разбей у них этот кувшин. Она ведь дура здоровая, лупоглазая. Чем она прельстилась? Пузырями на штанах. Она сердца моего не чувствует. Она — мертвая оглобля, бессмысленный валенок. Вот что такое она!

Маша. А зачем же ты ее любишь?

Дудкин. По вкусу она мне. Миловидная она. Глаза навыкате. Статная. Ух! Роза! Маша, дружба моя! Был я работником на мельницах, с мышами жил. В Красной Армии научили уважать себя, и оттуда я дал себе старт на достоинство жизни. Ты сейчас приди ко мне: у меня кровать лучше, чем у наивной девушки, я математику учу, как проклятый, я по утрам, голый, водой обливаюсь… Я строю социализм, но на кровати я один. Маша, прости меня, я пьяный!.. Васька, Васютка… жалко, что я его компотом облил. Жалею. Надо было бы керосином облить и поджечь. Маша, пускай я сознательный человек, но я ему ноги переломаю. Нечего ему будет вставлять в штаны с пузырями… нечего!

Маша. Дудкин, а ведь свеклу копать надо.

Дудкин. Ты меня на дисциплине не проверяй. Я пьяный? Не спорю. Но я буду трезвый. Я пойду за угол, побуду там один и стану трезвый. Неохота мне сейчас быть трезвым, но наша свекла не пропадет, а любовь моя пропадет.

Маша. Не пропадет, сам увидишь.

Дудкин. Скажи!

Маша. Не скажу. Иди за угол.

Дудкин. Маша, скажи, умоляю!

Маша. А за угол пойдешь?

Дудкин. Пойду.

Маша. Васька ко всем девчатам наперебой пристает, и ко мне тоже. Я его завлеку до сватовства. Я его для тебя отобью у Лизаветы, нарочно. Теперь иди.

Дудкин. Ну, Маша, смотри! Вот перед тобой я. Если Лизавета изменит, то, клянусь тебе, я, Дудкин, сделаюсь таким бабником, таким сердечным соблазнителем, что у меня под окнами очередь стоять будет, что весь мир удивится и скажет: вот это да! (Ушел.)

Маша. А я так не страдала ни разу. Это, наверное, оттого, что я еще моложавая.

Идут женщины, весело поют.

Аграфена Матвеевна…

Аграфена Матвеевна. Манечка, умница! Вот, женщины, кого я люблю во всем нашем колхозе! Правдивая, любезная и миловидная наша умница. (Целует.)

Маша. Аграфена Матвеевна, свеклу копать пойдем?

Аграфена Матвеевна. Ты не осатанела, бывает? Бабы, потрогайте у нее затылок. А спать когда? Посмотрите, она уже сапоги надела, со списком ходит! Завидно вам стало, что народ возвеселился, зло взяло? Сразу его в грязь носом? Видите чертовку! Чего ж ты носом шмыркаешь, дура чертова?

Маша. За что ж я дура?

Аграфена Матвеевна. За то… за… у тебя глаза бессовестные.

Маша. Почему же глаза у меня бессовестные?

Аграфена Матвеевна. Ты настырная. Вот! Ты вредная и настырная.

Маша (вдруг резко). Зачеркнуть? Аграфену Матвеевну зачеркнуть? Иди, спи. Кто тут еще из моей бригады? Тетя Нюша, вы как?

Нюша. Я — как многие.

Маша. А тетю Нюшу не зачеркнуть. Я светом за вами сама зайду. Спасибо, тетя Нюша! А то ведь я другую ночь не сплю. Мне трудно со всеми ругаться. (Ушла.)

Женщины расходятся. Явились Лизавета, Барашкин и девушки.

Барашкин (поет). «Снился мне сад в подвенечном уборе…»

Лизавета. А дальше как?

Барашкин. А дальше не знаю.

Лизавета. Значит, песня ни к чему, раз без конца.

Барашкин. Нет, у этой песни есть конец, только не знаю, какой. Я не зря пою, я со смыслом пою.

Лизавета. Вы же в саду караульщиком были. Вы сады любите.

Барашкин. Сады люблю. Всю жизнь караулил бы сады, и больше ни черта мне не надо. «Снился мне сад…» (Хохочет.)

Лизавета. А чему гогочете?

Барашкин. Душа у меня простая.

Лизавета. Тогда давайте наши песни играть. Девки, давайте!

Запели песню. Явилась Аграфена Матвеевна.

Аграфена Матвеевна. Ах вы, лошади! Я вторую ночь не сплю. Я студень всю ночь на бал варила. Я пироги пекла. Я опять иду первая, а вы здесь песни поете! Мне трудно со всеми ругаться, надо выходить свеклу копать.

Лизавета. Копать?.. Ну, пойдем свеклу копать! Сейчас? Ну, пойдем сейчас!

Запели, ушли. Явилась Маша.