Наконец в понедельник вечером Долорес собралась повидаться с Кэрри Ричардс. Кэрри ей по телефону описала квартиру, и Долорес не сомневалась, что это ей подойдет. Пригодится и сама Кэрри — у нее, судя по всему, есть много полезных знакомых. Однако внешность девушки, открывшей Долорес дверь, застала ее врасплох: такого она не ожидала.
Долорес привыкла к тщательно сделанной красоте, а девушка, что стояла в дверях, обладала ослепительной красотой, не нуждавшейся ни в каких ухищрениях. И Долорес, которая не могла допустить мысли о чьем-то превосходстве над собой, просто закрыла глаза на чудо, неожиданно возникшее перед ней.
Осмотрев жилье и выразив полное удовлетворение, Долорес уселась в гостиной напротив Кэрри и сразу заговорила о своей голливудской карьере, о знакомых «звездах», о ролях, сыгранных ею, и о решимости посвятить себя искусству.
— Я же не манекенщица, я актриса! — заявила Долорес. Довольно скоро она убедилась, что ее высокомерный тон не производит на Кэрри ни малейшего впечатления. Она продолжала болтать, но почувствовала, что Кэрри слушает без интереса, а она, Долорес, все сильнее ощущает на себе обаяние этой странной девушки.
«В ней есть чистота, — вопреки себе подумала Долорес. — Я ненавижу ее чистоту, ее не испорченность, совсем другой мир, в котором она выросла!»
К тому времени, когда Долорес перебралась из отеля к Кэрри Ричардс — а это случилось на следующий день, — она уже приняла решение добиться умственного, физического, эмоционального, морального, психологического, духовного, а также всякого иного превосходства над своей соседкой по квартире.
Глава VI
В июне время текло для Евы медленно. Она получила новое имя — Ева Парадайз, она вступала в новую жизнь, бурля энергией и надеждами.
Даже во время школьных занятий она выкроила себе субботу и поехала на пробы. Вооруженная двумя чемоданами тряпок Ева электричкой добралась до города, взяла такси, на котором и явилась в довольно обшарпанное ателье в районе восточных Тридцатых улиц.
Молодой фотограф ждал ее. На столике неподалеку от камер закипал кофе, на стерео проигрывателе стояла пластинка битлов. Ева радостно пробралась сквозь лабиринт коробок, стопок книг, проводов и каталожных ящиков, обошла кошачье семейство и вылезла на расчищенное пространство у камеры на треножнике, где был уже установлен свет.
Напуганная, но довольная, она подчинилась всем указаниям молодого фотографа и возвратилась на Флорал-парк с твердым намерением сесть на строгую диету и сбросить еще десять фунтов.
Распростившись со школой, Ева стала бегать по адресам, полученным от Чарлин: к фотографам, которые готовы бесплатно делать пробы, а также по издательствам каталогов, где она должна была представиться и предложить свои услуги. Чарлин говорила ей, что новеньким иногда везет и им могут дать работу даже и без альбома.
Сейчас Ева с бьющимся сердцем переступала порог фирмы под названием «Фэрроу и Тюдор, каталоги».
Мег Тюдор и Джек Фэрроу сидели рядышком за столом, заваленным бумагами и фотографиями. Груда композитов, четыре телефона, на стенах фотореклама и реклама самого агентства.
Джек первым обратил на нее внимание и позвал:
— Заходи, заходи, лапочка! Я Джек, а это Мег!
В тощей руке он держал телефонную трубку, от которой ему явно хотелось избавиться. Прикрыв ее ладонью другой руки, он прошипел:
— Терпеть не могу таких баб! Ты садись, ласточка! Ты кто?
— Я Ева Парадайз из агентства «Райан-Дэви».
— Ну, привет, Ева, — протянула ей руку Мег Тюдор. — Рекс говорил нам о тебе.
— Отвязалась! — объявил через минуту Джек, швыряя трубку. — Все, передал ее секретарше. Сейчас, Ева, одну минуточку, извини!
Когда он вышел из-за стола, Ева отметила, что брюки на нем сидят еще плотнее, чем на Рексе Райане. Наблюдая за его продвижением к двери, она как завороженная смотрела на игру ягодиц и бедер под тонкой тканью. В этом Джеке, как и в Райане, проступало нечто явно женственное.
— Пока Джек писает, — конфиденциально начала Мег, — мы можем поговорить. Тебе необходимо сбросить вес, слегка высветлить волосы, и ты не умеешь пользоваться макияжем. Одеться тоже можно получше и кое-что предпринять насчет пластики. В целом же Рекс правильно оценил тебя — отличный типаж. Я хотела бы, чтобы для нас, тебя снял Франко Гаэтано, он много на нас работает. Ты с ним уже познакомилась?
— Нет.
Больше не глядя в сторону Евы, Мег набрала номер:
— Франко? Привет, любовь моя, приятно слышать твой волнующий голос. Сделай большое одолжение — сними для меня одну девульку… Юная, сексуальная, обаятельная, но зеленая… Ага, зеленей, чем головастик весной. Ей как раз и нужен такой, как ты, бэби, чтобы наставить ее на путь истинный… Ха- ха-ха! Чтоб пуговки правильно были застегнуты…
Голос ее зазвучал низко, как пароходная сирена в тумане, она подмигнула Еве и продолжила:
— Ладно, пришлю ее на следующей неделе. И, Франко, мой сладкий, не забудь: надоест жена — тебя ждет Мег!
Джек вернулся, когда Мег уже клала трубку, и протянул коробку вишен в шоколаде.
— Негодяй! — завизжала Мег. — Ну, как тут похудеешь, когда рядом крутится этот мерзавец с конфетами?!
Она взяла конфету, попробовала забросить обертку в урну, но промахнулась, и та упала на пол.
— Черт! Ладно, пусть убирает уборщица, а у меня никаких сил нет!
— Можно подумать, она работала, а не сидела весь день на своей толстой заднице! — заметил Джек.
— Кто бы говорил! — огрызнулась Мег, потом взглянула на Еву и вдруг завопила: — Это не волосы, а кошмар!
Джек зажал уши.
— Эти женщины! — пожаловался он. — Особенно в рекламе, где работают исключительно невротические сучки. Я всегда говорил, что их беда в одном — мало секса получают!
— Что ты несешь в присутствии нежной и невинной юности! — остановила его Мег. — Не слушай его, ласточка, давай вернемся к твоим делам. Как только будут готовы пробы, мы их посмотрим и решим.
— Она должна грандиозно выйти на фотографиях, — сказал Джек.
— Спасибо, — пробормотала Ева.
— Меня за что благодарить? Благодари Бога!
— Приходи сразу, как получишь пробы, — заключила Мег. — Приходи, Ева, мы очень хотим с тобой поработать.
Мария Петроанджели нежно улыбнулась дочери, измученной целым днем беготни по фотографам. По временам миссис Петроанджели бывало трудно поверить, что эта взрослая девица и есть ее Евалина — розовая малышка, спокойная и некрикливая, безмятежно подраставшая, пока не превратилась в гадкого утенка, жадно поедавшего все, что попадалось на глаза. Она могла съесть целый шоколадный торт, мороженое ела фунтами, вечно жевала то конфету, то печенье. Она прибавила сорок фунтов за три месяца и в течение пяти лет весила сто девяносто семь фунтов.
Бедняжка Ева, как она должна была переживать! Она ушла в себя, растеряла всех друзей, она проводила много времени в молитве и постоянно ставила свечи на алтарях святых. Миссис Петроанджели
