Уоррен заверил меня, что в «Ле Сирк» мы будем чувствовать себя в безопасности, он не был там тысячу лет. Казалось, что все так и есть: когда мы пришли, пас провели мимо столов с важными господами к незаметному столику в непрестижной половине зала. Места не были звездными, и обслуживали нас, как простых смертных, хотя и гораздо лучше, чем Молли, дважды испытавшую унижение от походов в этот ресторан.
Уоррен оказался остроумным светским человеком. Графиня рассказала нам массу занимательных историй, да и Майкл с восхитительной стойкостью поддерживал разговор. Я же сконцентрировалась на еде.
Я коварно заказала ризотто. Это блюдо могут приготовить редкие французские повара. Однако то, что мне принесли, оказалось шедевром. Казалось, повар не отходил от ризотто, пока оно томилось на плите. Старался пропитать бульоном каждое рисовое зернышко. Перед окончанием готовки проложил рис маленькими пухлыми кусочками омара, чтобы блюдо приобрело вкус океана. Положили туда и розмарин, но самую чуточку. Казалось, по рису прошелся свежий ветерок и принес легкое напоминание о заливных лугах и зеленых лесах.
Я умолкаю, когда в рот мне попадает такая пища. Подняв глаза, увидела, что Уоррен за мной наблюдает. Я почувствовала себя обнаженной, словно я позабыла о своих обязанностях. Уж не подумал ли он, что я слишком увлеклась едой? Потом сообразила, что глядит-то он не на меня. Он смотрел на заказанную им телятину: к столу торжественно поднесли целую телячью ногу. Метрдотель взялся ее нарезать. С ножа спадали тонкие куски, подобные лепесткам розы. Метрдотель собрал их, разложил на блюде, посыпал морской солью и перцем и, чувствуя, что глаза всех обедающих обращены на него, поставил тарелку перед Уорреном. Тому это понравилось.
Думаю, что еще больше ему нравилось быть узнанным. Когда с десертом было покончено, Уоррен спросил Маццони.
— Как вы меня узнали?
— Но ведь вы же Уоррен Ходж! — ответил Маццони, словно вопрос показался ему абсурдным.
Уоррен скромно отвел комплимент, но видно было, что он удовлетворен. Мы пошли к дверям, и Маццони обратил к нам самую блестящую улыбку.
— Надеюсь, — сказал он с очаровательным акцентом, — что скоро вы снова нас навестите.
Вечер был чудесный, мы стояли на дорожке, прощаясь, не желая расставаться.
— Чудесный был ужин, — заметил Уоррен.
— Да, — ответила я, желая в душе, чтобы он был не таким чудесным. — Но действительно ли выдающийся?
— Это решать вам. Я полагаю, вы еще раз сюда придете?
— О да, — заверила я. — Ведь сегодня я была здесь всего лишь третий раз, необходимо нанести еще несколько визитов, прежде чем решить вопрос со звездами.
— С нетерпением жду вашей статьи, — сказал Уоррен с торжественностью, под которой подразумевалось, что он ждет от меня многого.
Четыре звезды от «Нью-Йорк таймс» — штука серьезная: такая оценка означает безупречность. Брайан удостоил такою высокого звания лишь пять ресторанов. Новый шеф-повар в «Ле Сирк», без сомнения, человек талантливый, но как я могу присвоить высший балл ресторану, в котором унизили Молли? Это заведение, словно Янус, поворачивалось к посетителям разными лицами. Критики, которым оказывались королевские почести, воспевали ресторан в своих обзорах. Читатели клевали на удочку, а потом оказывались в темном углу в полном пренебрежении. Если бы только был способ написать об этом… Неожиданно мне пришла идея.
Что, если я просто покажу все как есть? Когда обыкновенный с виду человек оказался Уорреном Ходжем, его малина сразу выросла в размерах. Только подумайте, что может произойти с обычной женщиной, оказавшейся ресторанным критиком газеты «Нью-Йорк таймс». Все, что мне надо сделать, это написать два параллельных отчета: с одной стороны — ужин Молли, с другой — Рут. Я надеялась, что, как ягоды малины, они скажут все сами за себя.
— Ты уверена, что не хочешь забронировать столик на собственное имя? — спросил Майкл, когда я рассказала ему о своем плане. — Что, если Маццони тебя не узнает?
— Значит, он не такой умный, как мне кажется, — ответила я. — Кроме того, они ни за что не поверят, что я зарезервирую стол на свое имя. Ресторанные критики «Таймс» никогда так не поступают. И я уверена, он уже знает, что в тот раз я была с Уорреном. Так что ужин мне предстоит увлекательный!
По лицу Майкла промелькнуло странное выражение, и я попыталась его расшифровать. И тут меня озарило: он не хочет со мной идти.
— Да, — признал он. — Это будет даром потраченное время! Другое дело — люди, которые любят туда ходить. Им нравится, когда официанты пляшут вокруг стола. Я знаю тысячу людей, которые с радостью бы отправились с тобой.
— Кто, например? — спросила я.
— Джонни.
Какая чудная идея! Мой племянник, двадцати с чем-то лет, работает на Уолл-стрит. Молодой, красивый, безупречно одетый, он пойдет куда угодно и съест что угодно в любое время дня и ночи. Он пришел в восторг, когда я ему позвонила, и радостно вызвался зарезервировать столик.
Джонни вскоре позвонил и сказал, что самое раннее время, на которое он сумел записаться, было 9:45.
— Но надо прийти пораньше, — предложил он. — Могу поспорить, они не заставят тебя ждать. Представляю, как будет здорово.
Мы приехали около девяти и возле дверей увидели беспокойную толпу.
— Сделай что-нибудь, Джеральд, — внушала своему спутнику женщина с напряженным лицом. — Наше время вышло полчаса назад.
Мужчина с несчастным видом махнул рукой и неохотно протиснулся вперед. Судя по всему, это была не первая его попытка получить столик.
— Метрдотель говорит, что делает все от него зависящее, — печально сказал Джеральд, и вдруг толпа оживилась: через нее, широко улыбаясь, шел Сирио Маццони.
Обладатель величественной фигуры, седовласый, но все еще очень красивый, понятно, почему Бэйб Пэйли назвала его однажды «самым сексуальным мужчиной Нью-Йорка». Толпа расступалась перед ним, словно Красное море перед Моисеем. Шел он прямо ко мне. Схватил за руку и торжественно повел вперед. Люди почтительно пропускали нас, и я чувствовала себя Золушкой в хрустальных башмачках.
— Но мы ждем уже полчаса. Это несправедливо! — Услышала я возмущенный голос жены Джеральда. Она в досаде топнула ногой. Совершенно не обращая на нее внимания, мистер Маццони повернулся ко мне и сказал:
— Король Испании ждет в баре, но ваш столик свободен.
Я подтолкнула Джонни.
— Повторяй эти слова, — шепнула я. — Я должна точно их процитировать.
Господин Маццони, как я сразу заметила, вел нас не в уголок зала, в район дешевой недвижимости. Мы направлялись к лучшему месту ресторана — его Бордуолку и Парк-авеню, — где стоял столик на четверых. Мой стул был уже выдвинут, салфетка развернута. Мистер Маццони хлопотал вокруг нас.
— Позвольте составить ваше меню, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы знали, на что способен Сильвен Портэй. Знаете, прежде чем прийти сюда, он был ассистентом Алана Дюкасса в Монте-Карло.
— Мы в ваших руках, — величественно сказала я.
— Я тотчас пришлю сомелье, — радостно сказал он. — Он очень молод, но его родители владеют замечательным рестораном в Италии, они и прислали его ко мне.
Маццони поспешил с распоряжениями. Ему не терпелось показать новому критику «Нью-Йорк таймс», какой чудесной может быть жизнь.
— Король Испании ждет в баре, но ваш столик свободен, — произнес Джонни. — Я запомнил.
— Какая фраза! — воскликнула я и немедленно ее записала, даже не подумав спрятать блокнот. — Какая чушь!
