— Ты можешь это изменить, — сказал он. — Ты же ресторанный критик «Нью-Йорк таймс». Во всяком случае, можешь попытаться.
Разговор принял нужное направление. «Спроси его, что произошло, когда он работал в «Таймс»», — приказала я самой себе, но не могла выдавить ни слова, испытывая неловкость.
— Возможно, дела у них пошли бы лучше, если бы они перевели меню. Особенно если поиграли бы с названиями. Знаешь, вместо кульчжон[16] они могли бы назвать это «наш Хэнгтаунский омлет[17]».
— Попробуйте наш омлет, — подхватил он. — Приготовлен из свежих деревенских яиц. Обратите внимание: нежные устрицы из Блю-Пойнт, Лонг-Айленд, — корейская версия классики Сам-Франциско. А репчатый лук, который мы закупили на зеленном рынке, что на Юнион-сквер? Эти весенние луковки только-только собрали! Ну кто тут устоит?
— Бульгоги, — подключилась я, — говядина барбекю с Дальнего Востока. Наши высокопрофессиональные повара нарезают полосками лучшую вырезку, маринуют в соевом соусе, приправленном сахаром, чесноком и жгучим перцем чили, и приносят на стол, где на ваших глазах доводят до совершенства на пылающих углях.
— Чап чхэ, — сказал он, — интригующе прозрачные спагетти в легком и живом мясном соусе.
— Чжоткальтан — настала моя очередь. — Моллюски с берегов Новой Англии, приготовленные в кристально прозрачном бульоне.
Вглядевшись в меню, я спросила:
— Как думаешь, можно придумать эвфемизм для потрошков на гриле, который бы сделал их соблазнительными для американских посетителей?
Рэй покачал головой.
— Ты просишь невозможного.
Он был превосходным едоком — ни в чем мне не уступал. Мы просидели с ним несколько часов, запивая огненную еду корейской водкой из сладкого картофеля. Рэй рассказывал о том, что, по его мнению, было неправильно в публикациях отдела культуры. Такие ошибки бесили моего темпераментного коллегу. Я сонно кивала, дожевывая последние куски жареного мяса, меня разморило от жара пылавших углей.
Пора было рассчитываться, а я все не набралась смелости спросить Рэя, почему он ушел из «Таймс». Неожиданно на память пришла яркая картинка из прошлого: мама читает статью Рэя, посвященную румынскому ресторану, и решает посетить его. Дело было в начале семидесятых. Когда мы туда пришли, она ото всего пришла в ужас: от расположения ресторана в грязном Нижнем Ист-Сайде, от склянок со смальцем на столах, от примитивности пищи.
— Подумать только, что «Нью-Йорк таймс» это поощряет!
Мама с отвращением посмотрела на говяжью пашинку, что лежала у нее на тарелке.
— Им следует продавать это мясо ярдами. Я никогда больше не поверю ни единому слову этой газеты.
И я поняла, что мне незачем спрашивать Рэя, почему он оставил работу. Четверть века спустя ничего не изменилось.
После публикации моей статьи о «Канг Су» утром зазвонил телефон. Эта была Клаудия. С драматическим выражением начала читать:
— «Сладкий запах чеснока, сахара и перца чили проникает всюду, и твои волосы еще долго хранят его…» Как неаппетитно! Моя дорогая, неужели ты намерена потерять работу?
О чем ты думаешь?
Клаудия и дальше продолжала в том же духе. Ее ужасало то, что она называла «неуважением к чувствам людей в отношении еды».
— Сходите со мной хотя бы раз, — закричала я. — Я уверена, вам понравится.
— Исключено! — заявила она.
— Но еда удивительная, — возразила я.
— Ладно, — сказала она, — я уверена, что у тебя много друзей, которым она понравится. Но я не из их числа.
— Послушайте, — в отчаянии воскликнула я, — я делаю американскую версию тайской лапши. Всем она нравится. Может, вы хотя бы придете ко мне домой и попробуете ее?
— Нет! — закричала Клаудия. — В тайской еде полно чеснока. Это не для меня. Пожалуйста, дорогая, оставь меня в покое. В конце концов, это всего лишь еда.
Неожиданно я разозлилась.
— Это не «всего лишь еда», — взволнованно произнесла я. — В каждом блюде таится особый смысл. Как думаете, почему политики во время пиар-кампаний едят пиццу, книшес [18] и рулеты с яйцами? Мы все понимаем подтекст: они хотят показать, как они любят итальянцев, евреев и китайцев. Возможно, жителям Нью-Йорка и в самом деле не понравятся бульгоги, куриные поторошки и суши, но как они это узнают, если не попробуют?
Клаудия глубоко вдохнула, и даже по телефону я почувствовала, что она выпрямилась.
— Ты никогда не заставишь меня есть сырую рыбу! — заявила она. — Никогда! Как бы ты ни старалась.
Я приняла вызов. В тот вечер я готовила в кухне тайскую лапшу. «Если смогу когда-нибудь заставить старую даму есть суши, — подумала я, — то, наверное, их станут есть и все остальные».
Тайская лапша
Вам понадобятся:
200–220 г очень тонкой рисовой лапши (я предпочитаю из тайского риса, но лапша «династи», встречающаяся в наших супермаркетах, вполне годится);
0,25 стакана сахарного песку;
0,25 стакана азиатского рыбного соуса (вьетнамский «нуок мам» или тайский «наам пла»);
0,25 стакана белого уксуса или неприправленного рисового уксуса;
2 столовые ложки арахисового масла;
200–220 г средней величины креветок, в панцире;
2 нарубленных зубчика чеснока;
200–220 г свиного фарша;
4 луковицы шалот, нарезанные кусочками по 1 см (включая примерно половину зеленой части);
2 яйца;
1 чайная ложка сушеного измельченного красного перца;
50 мл свежего сока лайма (2 лайма);
0,5 стакана соленого арахиса, размолотого или тонко нарубленного;
1 лайм, разрезанный на 6 долек;
соус из перца чили «Сирача».
Залейте горячей водой лапшу так, чтобы вода ее покрыла, выдержите около 20 минут, пока она не станет мягкой, опрокиньте в дуршлаг и отставьте в сторону, дайте воде стечь.
В отдельной посуде смешайте сахар, рыбный соус и уксус, отставьте.
В котелке с выпуклым днищем или кастрюле с длинной ручкой разогрейте арахисовое масло. В горячее масло опустите креветки, обжаривайте их 1–2 минуты, пока они не изменят цвет. Выньте креветки из кастрюльки, отставьте.
Положите в кастрюлю чеснок. Как только он начнет менять цвет и чесночный запах усилится, положите свинину и половину лука шалот. Обжарьте, пока свинина не утратит красный цвет, затем опрокиньте туда же лапшу из дуршлага и быстро перемешайте. Добавьте подготовленный рыбный соус,
