старался не смотреть на розу. «Старая калоша!» — ядовито подумала я и повернула стул, чтобы их не видеть.
Администраторша вернулась с юной парой и усадила их справа от нас. Девушка с радостным восклицанием взяла свою розу и заложила ее за ухо. Я недовольно хмыкнула: с розой и орхидеей она выглядела как живая реклама флориста. Администраторша бросила на меня извиняющийся взгляд. Жалкие люди — подумали мы с ней одновременно.
— Я хочу попросить ее предоставить нам другой столик, — прошептала я Марион. — В этом зале нам не место.
Лицо Марион приняло странное выражение. Предположив, что она не поняла, я понизила голос и стала объяснять.
— Только посмотрите на эту комнату! — сказала я, указывая налево. — Он, без сомнения, платит за удовольствие находиться в ее компании. А они, — я махнула рукой налево, — похоже, долго копили, чтобы заплатить за свой обед. Нам должны дать другой столик.
— Нам и здесь хорошо, — возразила Марион.
Она распрямила плечи и основательнее уселась на стуле.
Официант встряхнул салфетки и положил их нам на колени. Сегодня пиджак сидел на нем, как полагается, и английский акцент звучал превосходно. Услыхав, что нам нужна только вода, он не сделал попытки скрыть свое разочарование.
— Минеральная, я надеюсь? — спросил он, и, когда узнал, что нас устроит нью-йоркская вода, его улыбка потеряла большую часть своего блеска.
— Кто у нас здесь хозяин, а кто хозяйка? — осведомился он.
— Вы что же, видите здесь мужчин? — рявкнула я.
Официант покраснел.
— Прошу прощения, — сказал он. — Кто из вас хозяйка?
— Я.
— Ага, — улыбнулся он мне, — хорошо.
И начал перебирать меню. Я вытянула руку.
— Если вы ищете меню, в которых не проставлена цена, то не беспокойтесь. Я пригласила свою гостью в самый дорогой нью-йоркский ресторан, и хочу, чтобы она знала, во что она мне обойдется.
— Прекрасно понимаю, — сказал он, и в его голосе послышалось искреннее восхищение.
— Гм, — кашлянул молодой человек, сидевший справа от нас — не могли бы вы дать нам что-нибудь выпить?
Официант его проигнорировал и пошел в поиске других меню. Юноша выглядел подавленным и смущенным.
Марион смотрела на меня так, словно видела впервые, и я почувствовала, что нужно объяснение:
— Я понимаю, что меню без указания цен — вежливый жест со стороны ресторана, — сказала я четким голосом Эмили. — Я знаю, что это — способ позволить вашим гостям не беспокоиться о стоимости. Но позвольте мне сказать вам следующее: обед здесь стоит восемьдесят шесть долларов с человека, и я не вижу причины, почему это должно остаться тайной.
— Да, конечно, — сказала Марион. — Это очень большая сумма. Кто посмеет обвинить вас за то, что вы хотите сделать вашу щедрость общеизвестной?
В ее голосе не было сарказма, но я чувствовала, что он таится где-то в глубине. Это заставило меня поежиться. Хорошо бы она не отказалась от алкоголя: мне очень хотелось выпить бокал вина.
— Вы уверены, что совсем не хотите вина? — спросил официант, и я улыбнулась, думая, что он, должно быть, прочел мои мысли.
Но Марион ответила прежде меня.
— Нет, не хотим, — сказала она. — Но молодые люди, что сидят справа от нас, умирают от жажды.
— О, — сказал он беспечно. — Я к ним еще подойду.
— Почему бы не сделать это сейчас? — сказала Марион, и в ее голосе послышался звон стали. — Они уже достаточно ждали.
Официант сделал шаг назад. В его позе чувствовалась сопротивление. Марион смерила его строгим взглядом, и он наконец повернулся к влюбленной паре, чтобы принять у них заказ.
— Разве это наше дело? — пробормотала я.
Марион не ответила.
Слева от нас блондинка осушила один за другим два бокала мартини, и теперь она помахивала пустым фужером и требовательно повторяла:
— Еще, хочу еще.
А молодой человек справа от нас гордо сказал:
— Мы хотим шампанского!
— Конечно, сэр, — сказал официант и преувеличенно низко поклонился.
С его стороны это выглядело как насмешка, а не как уважение.
Когда он принес бутылку в металлическом ведерке, то столь же театрально вынул шампанское и продемонстрировал наклейку. Все, что он делал, было правильно, но при этом он умудрялся вкладывать презрение в каждый жест. Медленно вынул пробку, громко хлопнул. Плеснул молодому человеку немного вина и встал со скучающим выражением на лице. Юноша не сделал попытки взять бокал, и официант стал притопывать ногой и, подняв брови, взглянул на меня.
Марион понаблюдала за этим, а потом наклонилась к соседнему столу и сказала очень тихо:
— Он хочет, чтобы вы сначала попробовали.
Молодой человек благодарно ей улыбнулся, взял бокал и отпил.
— Хорошо, — сказал он.
Не глядя вниз, официант разлил вино по бокалам, при этом сделал это так небрежно, что вино перелилось через край.
Девушка ждала, пока он не ушел, а затем взяла свой бокал и сделала глоток. Глаза ее расширились, и она чихнула. Когда я засмеялась — не слишком громко, — она густо покраснела.
Марион бросила на меня взгляд, который я не расшифровала, и взяла свою карту меню.
— Думаю, я возьму биск с омарами, — сказала она громче, чем требовалось, — а потом устрицы, запеченные в раковинах, с пюре из каштанов и калифорнийских орехов. Малиновый чатни кажется в этом блюде неуместным, но — кто знает? — может, и сработает. После этого я возьму говяжью вырезку. Это — единственное блюдо в меню, название которого не звучит претенциозно.
Мы заказали, а потом официант пошел принимать заказы у молодой пары. Девушка смущенно глянула на Марион и, обратившись к официанту, сказала:
— Принесите мне, пожалуйста, все то, что заказала эта дама.
— Ну как можно слушать чужие разговоры! — воскликнула я.
— Вы делали то же самое, — ответила Марион.
Мне показалось, что годы на ней плохо отразились, и я вдруг не нашлась, что ей ответить. Наступила неловкая пауза. Я пыталась придумать, что сказать, но тут явилась еда. Моя закуска — креветки с тмином — в первые пять минут показалась неплохой.
— Это ресторанный трюк, — сказала Марион, попробовав закуску. — Кухонное чудо: они обваляли креветки в муке и сделали их твердыми, а это не просто. Если бы вы попытались достичь такого эффекта, то, возможно, это бы у вас не получилось. Я думаю, что они купили креветки с головами, слишком долго их продержали, а затем переварили. В креветочных головах есть энзим, и после смерти это делает их мягкими. Поэтому креветки и продают без голов.
Она отведала еще немного и кивнула.
— Да, если вы будете следовать этому рецепту, то придете к такому же плачевному результату. С другой стороны, они не хуже моих устриц, если эти маленькие белые кружочки и в самом деле устрицы.
За соседним столом девушка робко подцепила на вилку закуску. Ее лицо просветлело.
