Он, видите ли, только что кавалерийскую школу окончил, и как хорошо, что его прислали сразу после школы на боевую работу, на границу, и как он теоретические знания станет теперь в боевой практике применять, и хорошие ли у нас лошади. Он, видите ли, лошадей обожает. И кто у нас отрядом командует, хороший ли человек и командир опытный ли.
А отрядом тогда командовал Петр Петрович Тарасов. Собственно, был он инспектором в округе, но на участке этого отряда как раз ожидались кое-какие веселые дела, и округ послал Петра Петровича Тарасова к делам этим приготовиться и встретить кое-кого как быть следует. Меня Петр Петрович Тарасов с собой притащил из округа. Время было как раз напряженное. А надо сказать, Петра Петровича Тарасова мы все любили просто удивительно. Знали его хорошо и любили. С ним куда угодно шли спокойно. Человек он был, на первый взгляд, немножко мрачный, неразговорчивый. Называли его у нас Стариком. Был он старше почти всех наших командиров. Характером Старик был крут, на похвалу скуп, но зато уж если почувствуешь, что он тобой доволен, так и наград никаких не надо. Ну, а если не так сделаешь или провинишься как-нибудь, так он еще ничего не сказал, а ты уж и места себе не находишь и из кожи вон лезешь, чтобы загладить свою провинность. И самым главным кажется не то, что тебя наказание ждет, а как это ты Старика огорчил.
Ну, хорошо. Сказал я, значит, этому мальчику, что, мол, начальник отряда недавно приехал, а он нахмурился: ах, это вот плохо! Еще и неизвестно как командовать этот начальник отряда будет, боевой ли он командир, опытный ли.
Я уже говорил — сам я молод был, вроде него мальчишка, и за нашего Старика готов был в драку лезть. Я встал, значит, и сказал ему, что командир у нас замечательный и что всякому сопляку нечего в этом сомневаться. Думал, что он обидится, а он смутился, покраснел и ответил мне:
— Правильно, глупость я сказал! Простите меня. Вы мне замечание правильно сделали.
И так ему, знаете ли, неловко было, что я его даже пожалел.
Я пошел докладывать. Старик сидел у себя в кабинете над картой и думал. Я доложил, что, мол, прибыл новый командир, а он, глаз от карты не подымая, спрашивает:
— Молодой?
Я ответил: — Да молодой. Только из школы. — Тогда Старик на меня посмотрел, улыбнулся и сказал: — Снова птенцов учить придется? Пусть войдет.
Хорошо. Я вышел и сказал приезжему:
— Идите к начальнику.
И он еще раз гимнастерку оправил и пошел. А кабинет начальника отряда от помещения дежурного отделяла тоненькая перегородка, так что я невольно все слышал.
Вот вошел этот мальчик, слышно было, как он каблуками стукнул и шпоры звякнули. Потом долгое молчание. Я уже знал: Старик сидит, над столом наклонясь, трубочкой попыхивает и разглядывает карту, будто и нет в комнате никого. Ну, этот мальчик помолчал-помолчал, а потом начал как-то уверенно:
— Явился в ваше распоряжение… — И вдруг, слышно мне, он осекся и вскрикнул во весь голос: — Папа!
И Старик, слышно, вскочил, кресло отбросил и тоже крикнул:
— Андрюшка!
Я, помню, очень удивился. Неожиданно получилось.
Потом слышно мне было, как Старик сказал ему:
— Ну, покажись, покажись-ка сын…
И потом стал ходить по кабинету и насвистывать, а мальчик этот, сын его, значит, все говорил и говорил, и все про то же: ах, мол, как это замечательно — сразу после школы да в боевую обстановку, и как это он теоретические навыки станет применять практически, и все в том же духе. А Старик, слышно мне, трубку выколотил, спичкой чиркнул и снова насвистывает.
Потом позвал меня.
— Слушай, — говорит, — вот прислали нам нового командира. Его назначить вместо Петрова. Пусть Петров передает ему свой взвод. А Петрова на тринадцатую заставу. Понял? Ты ему объясни наши порядки. — Тут Старик обернулся и посмотрел на сына. Мальчик стоял, прислонившись к стене, курил папиросу и улыбался.
Старик просвистел сигнал: «Рысью размашистой, но не раскидистой, для сбережения силы коней». Я знал, сейчас будет буря. Но мальчишка ничего не понимал. Он смеялся во весь рот, явно хотел еще поболтать.
Старик нахмурил брови и снова повернулся ко мне.
— Его фамилия Тарасов, — сказал он, в упор глядя на меня. — Мой однофамилец. Понял?
Я стоял по команде «смирно».
— Точно так, — сказал я.
Тогда Старик тихо и очень сердито сказал мальчику, своему «однофамильцу»:
— Вас отвратительно учат в этих школах. Как вы стоите? Что? Какое право имеете вы так стоять при мне и вот при нем, при стреляных и рубленых боевых командирах?
У мальчика сделалось такое лицо, будто его внезапно ударили плетью по спине. Он даже толком не понял в чем дело. А Старик крикнул страшным голосам, голосом, от которого на манеже вздрагивали лошади:
— Встать, смирно!..
Мальчик бросил папиросу и вытянулся. При этом он нахмурил брови и стал очень похож на Петра Петровича Тарасова. Я подумал: «Ого? Кажется, сынок кое-что стоит!» Мальчик мне нравился.
— Дисциплина нужна, — сказал Старик, глядя на сына. — Мне дисциплина нужна же-лез-на-я. Понятно? Мне нужны солдаты. Понятно? Марш!
Мальчик выдержал взгляд старика, а, честно скажу, я знал хороших командиров, которые робели от этого взгляда. Ну, а мальчик выдержал и лихо повернулся, так брякнув каблуками, что вздрогнул графин на столе, и вышел. Я пошел за ним и велел посыльному найти Петрова. Мальчик присел на подоконник возле моего стула и уставился в окно.
Надо сказать, вид из этого окна был невеселый. Серые холмы, покрытые низенькой, сожженной солнцем травкой, и земля вся в трещинах от жары, и вдали горы, и пустое небо.
Селение, в котором было управление отряда, выглядело совсем мрачно. Несколько глинобитных домиков и глиняные дувалы — и все это будто сделано из слипшейся пыли.
Где-то поблизости закричал верблюд, и гортанный резкий крик даже мне показался таким печальным, таким безнадежно тоскливым, что и не расскажешь.
Наверное, этот мальчик, кончая кавалерийское училище и прицепляя новенькие кубики на свои петлицы, думал о блестящих кавалерийских атаках, о красивой форме, о лихости кавалерийской, а тут песок и горы, и жара адская, и что еще ждет его впереди…
Мне захотелось поговорить с ним.
— Ваша фамилия Тарасов? — спросил я.
Он молча кивнул.
Я подумал: «Нелегко тебе, парень», — и спросил нарочно:
— Вы не родственник нашему начальнику?
Он вздрогнул и нахмурился.
— Нет, — говорит, — однофамилец.
Я подумал: «Хорошо. Значит, ты тоже закусил удила».
— Вот, погодите, — сказал я небрежным тоном. — Поработаете с нами — и узнаете, какой замечательный командир Тарасов.
Он весь повернулся ко мне и сказал, как-то особенно коротко выговаривая слова:
— Не нахожу. По-моему, он черствый и недалекий человек.
А лицом здорово смахивал на отца.
Я подумал тогда: «Он еще себя покажет, этот тугоуздный мальчик». А он головой тряхнул, улыбнулся и сказал со вздохом:
— Ну, ладно! Хорошо, во всяком случае, что у меня настоящая боевая работа будет.
Тут пришел Петров, и я познакомил их и сказал Петрову в чем дело. Петров обрадовался как именинник, потому что ему до смерти надоело возиться с верблюдами.
