который нетерпеливым движением оттолкнул его от себя. Стакан упал на пол и разбился. Джордан испуганно заплакал, мать подхватила его на руки, и он, ударив кулачками ей в грудь, выкрикнул слова, которые от него не слышали несколько недель:
— Джордан хочет к папе!
Натали печально покачала головой, словно была не журналистом, а социальным работником — детским. Потом она опустилась на колени и принялась собирать осколки стекла.
— Оставьте!
Натали пожала плечами.
— Как хотите. Я только вчера узнала о смерти вашего мужа. Была в Риме, по работе.
Какая ей разница? Зилла посадила Джордана на пол, дала коробку с кубиками и две маленькие машинки, но мальчик тут же вскочил, подбежал к ней и обнял колени своими липкими руками. Только теперь до Зиллы дошел смысл сказанного Натали.
— Он не был моим мужем.
— Вы уверены?
Зилла забыла о липких коленях, о луже апельсинового сока на полу, о времени, о Джимсе, о новом платье и шляпке — обо всем. Леденящий холод, подобно кубику льда, распространился от затылка к шее, спустился по спине.
— Не понимаю, о чем вы.
— Знаете, Зилла, это покажется странным, но вчера я — вместе с помощницей — потратила много времени, просматривая архивные записи. Мы пытались выяснить, когда вы развелись с Джеффом, и, что удивительно, ничего не нашли.
— А вам-то какое дело, позвольте спросить?
— Боже, у вас стучат зубы — вы не замерзли? Тут очень тепло.
— Нет, не замерзла. Ради бога, Джордан, поиграй с чем-нибудь. Оставь маму в покое. — Зилла подняла к гостье побледневшее лицо, на котором блестели испуганные глаза. — Я хочу знать, какое вам дело до моей частной жизни?
— Вы действительно считаете свою жизнь — как вы оригинально выразились — частной? О вас писали все газеты. Вам не кажется, что читатели имеют право знать, что вы затеваете?
— Вы, журналисты, все одинаковы. А теперь, пожалуйста, уходите.
— Я больше не стану вас задерживать, Зилла. Просто я надеялась, что вы поможете мне, назовете более точную дату вашего развода. Мне — и, кстати, полиции тоже — почему-то казалось, что это было прошлой весной, но подтверждения мы не находим. — Натали понятия не имела, занимается ли полиция таким же расследованием, и оказалась права лишь по чистой случайности. — Однако я уверена, что вам под силу развеять наши сомнения. Может, это было годом раньше?
Джордан сел на пол, высунул язык и принялся подвывать, словно щенок.
— Я не помню дату. — Зилла была на грани истерики. Она хотела закричать и потом удивлялась, как ей удалось сдержать себя. — Придется проверить. Вам-то какая разница?
— Вопрос общественного интереса. Вам не приходило это в голову? Вы… жена члена парламента, как-никак?
— Что значит «как-никак»? Я замужем. Мой первый муж мертв.
— Да. — Натали пришлось повысить голос, чтобы перекричать плач Джордана. — Знаю. А теперь я избавлю вас от своего присутствия. Похоже, с вашим малышом что-то не так. Он здоров? Я ухожу.
Спускаясь в лифте, Натали вспомнила, как несколько лет назад брала интервью у начальника полиции одного американского города, где-то на Среднем Западе. Она обсуждала с ним криминальную статистику, разные виды преступлений, а потом спросила о женщине, которая, как ей сказали, вышла замуж во второй раз, не разведясь с первым мужем.
— Леди, у нас в городе девять убийств в неделю, — ответил он, — а вы спрашиваете меня о
Интересно, здешняя полиция придерживается того же мнения? Вряд ли. Джеффа убили, а его жена — или бывшая жена — замужем за членом парламента. Натали решила пока ничего не писать, поскольку прекрасно понимала, чем рискует, заявив в прессе о незаконности брака Зиллы, если выяснится, что все в порядке. Когда-нибудь она напишет журнальную статью обо всех женщинах Джеффа, и это будет настоящая сенсация. Но сначала ей нужно поговорить с полицейскими из отдела по расследованию насильственных преступлений и одновременно убедиться, что ее никто не опередит с публикацией этой эксклюзивной истории. Погруженная в размышления, она остановила такси и поехала домой.
Зилла всегда удивлялась и жалела тех, кого привлекали к суду за жестокое обращение с детьми. По ее глубокому убеждению, они относились к другой породе людей, не такой, как она сама. Но теперь, расхаживая по комнате с тяжелым, вспотевшим, плачущим ребенком на руках, словно ему три месяца, а не три года, Зилла начала их понимать. Ей хотелось вышвырнуть Джордана из окна. Все, что угодно, лишь бы избавиться от этого крика и вечных слез.
Она уговаривала себя, что все будет в порядке, что все уже в порядке, потому что Джерри
К своему удивлению, Зилла обнаружила, что Джордан заснул. Он был очень красив во сне: нежный румянец на щеках, необыкновенно длинные ресницы, влажные завитки волос на лбу. Она положила сына на диван и сняла с него ботинки. Мальчик откатился в сторону и сунул большой палец в рот. Покой. Тишина. Почему она согласилась венчаться в той странной подземной часовне? Зачем ей это было нужно? Она не могла вспомнить. Наверное, им с Джимсом было бы лучше расписаться в каком-нибудь отеле или в муниципалитете. Там ей не пришлось бы выслушивать эти ужасные — или, если точнее, внушающие трепет — слова. Конечно, в тот момент они не вызывали страх; Зилла просто не воспринимала их, думая о своем платье и о том, какими получатся фотографии в газетах… Под страхом Страшного суда, на котором все тайное станет явным, каждый из вас должен сообщить о причинах, делающих заключение брака невозможным, если таковые имеются. А потом говорилось о том, что в противном случае брак их не считается законным. Джимс убьет ее, если узнает, что их брак незаконен. Нет, он должен быть законным, все время повторяла себе Зилла, потому что ее муж мертв, а если в середине марта он и был жив, то вскоре умер, всего через несколько недель.
Ей пришлось разбудить Джордана — нужно взять его с собой, чтобы встретить Евгению из школы. Он хныкал и канючил. И кроме того, описался. Зилла сняла с него джинсы и трусики. На кремовой шелковой обивке дивана Джимса осталось большое, скверно пахнущее пятно. Какой ужас заворачивать трехлетнего мальчика в пеленку, но выхода не было. На обратном пути нужно заехать в аптеку и сделать то, что она поклялась никогда не делать, — купить соску-пустышку. А потом она обязана позвонить матери.
В этот раз Зилла приехала рано. Школа занимала большое здание в георгианском стиле на узкой улочке, отходящей от Виктория-стрит. Припарковав машину на желтой разметке — во-первых, линия была одинарной, а во-вторых, Зилла не собиралась тут долго задерживаться, — вышла и вытащила Джордана. Она стояла рядом с машиной, греясь на солнце и размышляя о свадебной церемонии и тех страшных словах, когда из «БМВ», остановившегося прямо за ней, вышел мужчина и приблизился к ней.
— Зилла Уотлинг, — сказал он.
Мужчина был очень привлекательным. Высокий, стройный, белокурый, с орлиным носом и широким красивым ртом, одетый в лучший наряд — по мнению Зиллы, — который только может быть на мужчине, — синие джинсы и простую белую рубашку. Верхние пуговицы расстегнуты до середины груди, рукава закатаны. Она его уже где-то видела, очень давно, но никак не могла вспомнить.
— Не сомневаюсь, что мы знакомы, но…
Мужчина напомнил ей.
— Марк Фрайер. — Он сказал, что они встречались в студенческие годы. Потом расстались, и
