же услышал напряженный шепот, разорвавший тишину гулкой пещеры.
— Прости, что я закричала, — она явно терзалась, переживая опять и опять прошедшие события. — Ничего бы этого не случилось, если бы я не закричала. — Казалось, она приходила в себя. — Они не заметили бы нас. Прости, — повторила Элисон.
Зекери растерялся. Конечно, она права.
— Может быть, ты спасла жизнь старика, — постарался он утешить ее. — Кто знает. Рано или поздно, покончив с козами, они добрались бы до него.
Она взглянула на Зекери и замерла, опершись спиной о валун, как бы обдумывая его слова. Долгая тишина, потом тихое: — Спасибо.
— По крайней мере, теперь мы знаем, кто они, и знаем наверняка — они не остановятся перед кровью, — продолжал он. — Отныне мы должны быть сверхосторожны.
Каким-то чудом, но угли еще теплились, и он навалил на кострище сухих тонких веток, и скоро уже маленькие язычки пламени забегали по ним. А она тем временем достала растворимый суп. По очереди они помешивали в котелке над огнем, пока вода закипала.
— Мы не можем оставаться здесь бесконечно, к тому же глупо и небезопасно разгуливать по окрестностям без всякого плана, — Зекери с шумом втягивал в себя горячий суп. — Я не разглядел, к сожалению, этих говнюков. Прямые черные волосы может иметь кто угодно. Мы должны выследить машину.
В течение целых пяти часов, пока они находились в непосредственной близости дороги, им попался на глаза только один местный житель — тот несчастный старик. Зекери взглянул на часы: почти три. Если он поспешит, он доберется до хижины старого крестьянина и успеет вернуться до темноты.
— Я пойду навещу старика. Мне показалось, он не имеет ничего общего с теми подонками. Но нельзя быть уверенным в этом до конца. Может быть, это была любовная ссора, — он невесело усмехнулся.
Она взглянула на него и встала. Он собирается оставить ее здесь одну.
— Я думаю, нам не следует разлучаться, — сказала она тихо.
— Лучше, если ты останешься в пещере и немного отдохнешь. У твоего организма нет резервов, на твоем теле ни грамма жира, как и положено фотомодели. Если ты свалишься по дороге, я должен буду тащить тебя на себе.
Элисон ясно видела, что он все-таки сердится на нее за то, что она испортила все дело, закричав там, на поляне. Именно поэтому он не хотел брать ее с собой. Зекери постарался рассеять ее подозрения.
— Ты молодец, Чикаго, и все такое прочее… Но я управлюсь без тебя намного быстрее. Если старик там, я попрошу его отвести меня в ближайшую деревню и раздобуду машину для нас.
Плюс она будет в безопасности все это время, пока он сам не найдет средства вернуться им обоим домой.
— Если я вернусь в сумерках, не вздумай встретить меня булыжником или чем-нибудь в этом роде.
Его усилия пошутить были вознаграждены слабой улыбкой.
Он подбросил дров в огонь и развел хороший костер. Пещера хранила прохладу, удивительную посреди послеполуденной жары. Но они оба знали, что скоро тело начнет неприятно зябнуть. Зекери опять предупредил ее:
— Оставайся внутри. Если ты выйдешь — тебя могут заметить с вершины противоположного гребня каньона. Оттуда сверху ты — как на ладони.
— Я постараюсь быть осторожной, — она протянула ему фонарик. — Он понадобится тебе, когда стемнеет.
Зекери не стал говорить ей, что фонарик — прекрасная мишень для стрельбы в темноте.
— Не надо, оставь себе. Я слегка присвистнул, что вернусь в сумерках. Я вернусь не позже шести.
Она не знала, верить ему или нет.
— Ты должна принять на веру, что я вернусь. И надеюсь, что с ужином.
Он встряхнул фляжку, проверяя наличие воды. Фляжка была полной.
— Как насчет жареного козленка сегодня вечером? — пошутил он на прощанье.
Она нахмурилась и передернула плечами, вспомнив кровавую сцену на поляне и падающую замертво козу. И все-таки она была очень голодна. Соленый суп только разбудил аппетит.
— Я могла бы, кажется, съесть сейчас не то что козленка, но и его шкуру.
— Тогда все, что ты должна делать — это отдыхать, пока я не вернусь.
Она не просилась больше идти с ним. Когда он уже собрался уходить, ему показалось, что он переборщил: довольно сурово говорил с ней, убеждая остаться. Нехорошо вышло. Почему с женщинами всегда так сложно? Даже с женщинами, которые умеют владеть собой. Внезапно для самого себя он быстро обнял ее и поцеловал в щеку. И сразу же вышел из пещеры. Ему было неприятно вспоминать, что он по- настоящему сердился на нее недавно. Это чувство вины мешало ему сосредоточиться на предстоящем деле.
Элисон удивилась его поцелую, спрашивая себя, как это понимать. Она не знала, что и думать. Последние два часа довели ее до ручки. Прячась в своем укрытии от людей в джипе, она всеми силами старалась держать себя в руках. Когда она, теряя над собой контроль, достала нож, ее сознание отключилось. Она была в шоке. И пришла в себя только, когда он дал ей выпить глоток воды.
Она следила, как Зекери быстро спускается вниз по берегу реки. Что если с ним что-нибудь случится, и он не вернется? Может быть, их обоих хотят убить по какой-то неведомой причине? Если их убьют и закопают тела здесь в джунглях, то никто никогда… От ужаса мурашки забегали у нее по спине, и она задрожала в ознобе так, что кожа на руках покрылась пупырышками. Она энергично растерла ее ладонями и забралась в самую глубь пещеры.
Его отсутствие давалось ей бесконечно труднее, чем его присутствие. И сначала она даже была в растерянности, что ей теперь делать. Но затем занялась разбором оставшихся припасов и наведением порядка в их небогатом имуществе, пакуя его на случай, если им придется немедленно уезжать. Она постоянно держала под наблюдением вход в пещеру, замирала при каждом звуке, оживая снова, когда убеждалась, что она здесь одна.
Аккуратно упаковав и составив вместе рюкзаки, она села ждать. Секунды превращались в минуты, и ее озабоченность и нетерпение постепенно перерастали в наваждение — в уверенность, что теперь она осталась одна и должна сама о себе позаботиться.
У нее снова начались спазмы в желудке. У Элисон давно уже не было этих приступов — с того самого дня в больнице, когда ей позвонили и сказали, что ее мать умерла. А до этого, до этого… был только злосчастный уик-энд. Она попыталась сделать несколько движений головой и плечами, чтобы расслабить мускулы живота. Наконец, она приняла элениум.
Ожидая пока лекарство возымеет действие, Элисон, которой не сиделось на месте от боли, еще раз обошла пещеру, чтобы убедиться, что ничего не упустила. И тут обнаружила жестянку с холодным «чаем». Она уже собиралась вылить темную жидкость, но вдруг передумала и, долив немного воды, подогрела ее на огне, а потом выпила, отхлебывая маленькими глотками крепкий горький взвар, зная, что от этой травы ей станет легче.
Через десять минут ее тревожного настроения как не бывало, напряжение тоже отпустило ее. Больше ни о чем не заботясь, Элисон подошла к выходу из пещеры и взглянула на сверкающую воду реки, покрытую жаркой дымкой тропического дня. Она физически ощущала пыль и грязь, въевшиеся в поры тела. Попытавшись расчесать волосы, она почувствовала, как чешется раздраженная от грязи и пота кожа головы. Все тело было покрыто липкой испариной: затылок, шея, спина; лифчик был весь влажный, и особенно неприятное ощущение доставляла металлическая застежка. Пот стекал по ее животу и дальше. Это, должно быть, и была знаменитая «Белизская пытка водой». Элисон хихикнула над своей глубокой мыслью и решила, что непременно скажет об этом Зекери. Она помахала краями рубахи Джейка, чтобы создать хоть какое-то подобие ветерка.
— Боже мой, я бы все на свете отдала за холодный душ!
Охваченная этим желанием, она направилась к рюкзакам и вынула пластмассовую мыльницу с кусочком душистого мыла. Как она и обещала, она проявила максимум осторожности при выходе из
