пещеры.
Подойдя к подножию водопада, где образовался маленький, скрытый от чужих глаз водоем, Элисон сняла ботинки и носки, аккуратно положив их на камень, чтобы те не намокли. Медленно, наслаждаясь, она вошла в прохладную, чуть плещущую воду и почувствовала, как пузырьки пошли вдоль ног, когда начали быстро намокать льняные брюки, пока, наконец, она не погрузилась по пояс, и ее футболка не поменяла свой светлый оттенок на темный, намокнув в воде.
Собравшись с силами, она наклонила голову назад, окунув волосы в прохладную чистую воду. Есть что-то таинственное в женском ритуале мытья волос, чего не дано понять мужчине, — философствовала она, зная, что Зекери будет страшно сердиться за эту вылазку к воде. Она намылила руки и, взбив пену, покрыла ею волосы. Ей было очень хорошо в этот миг. Мужчины выглядят мужественно и романтично с двухдневной щетиной на лице, но женщина с грязной головой выглядит просто ужасно, а тайна женственности именно в том и заключается, чтобы никогда не выглядеть «просто ужасно»…
Она опять наклонила голову в воду, чтобы сполоснуть волосы, и вновь мысленно представила перед собой Зекери Кросса. «Я уверена, что ты испытываешь как женщина нормальные чувства к этому мужчине, — сказал ей внутренний голос. — А сама ты, как считаешь, это возможно?»
Она ступила в глубокой задумчивости на песчаный берег и расчесала пятерней длинные мокрые волосы. Она соглашалась — это возможно. Она так мучилась из-за него там, на раскопках… ей было так хорошо с ним, пока не исчезла Луизита.
И она спокойно спала прошлую ночь, приняв минимальную дозу элениума. Элисон улыбнулась, вспомнив, как они вместе смеялись над летучими мышами. Она выловила скользкое мыло из воды и положила в мыльницу. Он действительно страдает из-за смерти брата. Она совершенно забыла, что мужчины сами причиняют много страданий. Когда-то она хорошо знала эту истину, или думала, что знает…
И он достаточно бывалый и сообразительный человек, чтобы спасти их обоих в ситуации, которая становилась все опаснее и опаснее. Она чувствовала себя с ним до такой степени в безопасности, что готова была поверить ему… Доверить ему часть своей души. До этой жуткой сцены на поляне, где бандиты мучили старика и убивали животных, все шло так… Элисон не могла подыскать соответствующего слова. Она подождала, пока с ее одежды стекут ручейки воды, чувствуя прохладу от дуновения ветерка. Конечно, «прекрасно» — не то слово. Нет, конечно. Она взяла свои ботинки. Но слово «хорошо» вполне подойдет.
Странный звук донесся до ее слуха. Похожий на кашель. Или ей показалось? Она вдруг ясно осознала, что была слишком беззаботна, она находилась полностью в поле зрения тех, кто мог следить за ней с противоположного гребня каньона. Зекери приказал ей быть осторожней, а она вела себя, как ворона! Подавляя охватившее ее, парализующие все тело мысли, ощущая, что за ней наблюдают, стараясь не выдать своего состояния тем, кто следил за ней, она бессознательно затаила дыхание, бегло осматривая уступы и гребень каньона.
Никого.
И вдруг опять тот же звук.
Но вокруг не было абсолютно никого. Она позволила себе немного расслабиться. Это, должно быть, ее разыгравшееся воображение. Она глубоко вздохнула.
И опять кто-то кашлянул. На этот раз громко! Она застыла в оцепенении и пригляделась к окрестностям более внимательно, осмотрев и ближайший берег. Перед ней были скалы, бросавшие длинные предвечерние тени… Как ей не хватало сейчас Зекери! И вдруг Элисон в ужасе отпрянула в сторону. В ветвях одного из прибрежных деревьев сидел черный огромный ягуар и глядел на нее неотрывно бестрепетными золотисто-топазовыми глазами. Он был совсем рядом — но слава Богу! — на другом берегу реки. Элисон различала его небольшие уши, направленные, как локаторы, в ее сторону, и нервно подергивающийся хвост. Ягуар не спускал с нее глаз.
12
Луизита молча сидела в старой индейской хижине. Беспощадное солнце проникало в комнату сквозь открытую настежь входную дверь, в его лучах мельтешили мириады пылинок. Жорже Каюм стоял рядом с ней, погруженный в невеселые мысли.
— Умерла? — повторила она, ошеломленная страшным известием. Как может Сара умереть? Может быть, она не поняла. Старейшина и его сын были местными майя, а они с Сарой покинули Гватемалу, когда были маленькими детьми, и местный диалект отличался от того, на котором они говорили теперь.
— Три дня тому назад, — сказал маленький мальчик, которому по виду было не более восьми лет. Старик кивнул головой в подтверждение сказанного. И сложил свои руки, как бы баюкая грудного ребенка.
— У нее был ребенок, — сказал мальчик.
Нет, Луизита все поняла верно. Сара умерла. А теперь они говорят ей, что ребенок тоже умер. Это слишком для нее. В душе Луизиты не было живого места, она глубоко страдала. Старейшина знаком что-то приказал мальчику, и тот вывел ее за руку на яркий солнечный свет и повел мимо ритуальной хижины по узкой тропке через заросли тропических деревьев.
Тропа резко оборвалась у кладбища, каждая могила которого была ориентирована строго с севера на юг. Мальчик подвел ее к свеженасыпанному холмику.
— Твоя сестра здесь, — сказал малыш. — Уже три дня.
Луизита смотрела на комья сухой, горячей земли, и в горле у нее было сухо и горячо, а на глазах закипали слезы. Все кончено. Такая маленькая могилка для ее Сары… Внутри этой могилы лежит собачка, сделанная из пальмового листа, чтобы проводить душу сестры и защитить ее в долгом путешествии по подземному миру, а еще в могилу положена кость, чтобы бросить ее злобным псам Кисина, и тогда душа сестры останется невредимой; и миска с зерном, чтобы душа Сары питалась в пути. Душа Сары должна проделать огромный путь и разыскать доказательство своего рождения, плаценту, зарытую в их родной деревне, расположенной за много миль отсюда на западе. Луизита закрыла глаза и начала молиться.
Прошлую ночь она провела в семье водителя, который подобрал ее на дороге. Ей подтвердили, что Жорже Каюм является старейшиной в деревне; но никто из домашних не знал, приезжала ли молодая женщина с ребенком несколько дней назад и останавливалась ли она у старейшины. На рассвете после завтрака, состоявшего из бобов и хлеба, хозяин отвез ее в деревню, расположенную неподалеку. Один из соседей Жорже Каюма, сказал ей, что он уехал за озеро. Сосед не сказал ни слова в ответ на вопросы о Саре и зашагал прочь, что было здесь в порядке вещей. Старейшина являлся непререкаемым авторитетом и властью, он и должен был отвечать на все вопросы.
Луизита прождала целый день, уверенная, что Сара с ребенком где-то здесь поблизости, и старейшина скажет, где их найти.
И вот несколько минут назад Жорже Каюм со своим младшим сыном, наконец, вернулся. Это был восьмидесятилетний старик, ростом в пять футов, с величественной прямой осанкой, одетый в традиционную белую рубаху, достигавшую колен, длинные черные волосы обрамляли лицо старика. Он не произнес ни слова, но, каким-то образом, мальчик читал его мысли. Когда Луизита представилась, как сестра Сары, глаза старика сказали ей, что Сара мертва, она поняла это прежде, чем мальчик произнес слова вслух.
Луизита чувствовала опустошенность. Все ее усилия оказались тщетными.
— А где ребенок? — спросила она.
— Ребенок не здесь, — торжественно сказал мальчик.
Они вернулись в деревушку, миновали несколько домов, и, подойдя к одной из хижин, мальчик вежливо позвал хозяев.
Их пригласили войти. Внутри хижины Луизита увидела молодого индейца, которому было на вид лет 16, и его жену, сидящую у колыбели. Женщина кормила грудью младенца.
— Это моя сестра Нак, — сказал мальчик. — А Бол — ее муж. Меня зовут маленький Бол.
