Наверное, он впервые видел такую любовь. Двое сидели за маленьким круглым столиком в уютном и светлом кафе со стенами-аквариумами и разноцветной плиткой на полу. Она: красивая, стройная, с пышными рыжими кудрями, спадающими на плечи. И он: бледный, широкоплечий, с мужественным шрамом на левой щеке.
Женщина плакала, но ни на миг не отводила глаз от возлюбленного. А тот, держа ее за руку, что-то говорил. Его губы безмолвно шевелились, и от каждого слова рыдания красавицы лишь усиливались. На заднем фоне веселилась небольшая компания, сновали туда-сюда официанты и никто не обращал внимания на разворачивающуюся за столиком драму.
Мужчина пальцами коснулся щеки возлюбленной, утирая слезы. Бережно, нежно, как будто дотронулся до святыни. Женщина прижала его руку к своей щеке, жадно поцеловала ее, замотала головой, что-то быстро говоря. Мужчина кивал, кривился, и видно было, как дрожат его губы.
Рэм не увидел, как влюбленный вытащил из-под стола легкий разрядник. Лицо мужчины перекосила гримаса боли, и, зажмурившись, он застрелил свою подругу, а затем, не медля ни секунды, приставил дуло к своему виску и спустил курок.
Любовь закончилась.
— Малахины. Оба. Запись из кафе, в котором они сидели, — сухо отчитался Дэвиант. — Тупик, дор Консворт?
Рэм отвернулся от монитора, понимая, что вряд ли это был гипноз. Супруги знали, на что шли, и, видимо, понимали, что другого выбора у них нет.
Адова канитель. Что же их так напугало?
— Что дальше, дор Консворт? — напомнил о себе Нувал. — Есть идеи?
— Идей у меня всегда масса. Но, к сожалению, не все из них находят отклик в душе окружающих, — буркнул Рэм.
— Например?
— Например, мне нужна запись из покоев Огара, — волком глянул на него Консворт.
— Ничем не могу помочь, — развел руками Дэвиант и насмешливо улыбнулся.
— Мне вот интересна столь дивная деталь, мой дорогой дружок, — Рэм повернулся к аристократу и скрестил на груди руки. — Запись есть. Ты о ней знаешь. Наши милые Раберсы о ней знают. Твой добрый дядя о ней знает. Дежурный офицер, который ее записывал, наверняка ее видел. Операторы, несомненно, знают, и вся гребаная цепочка людей от них до Нувала — знает о записи. А мне, дознавателю, ее видеть не положено. Не находишь, что это немного странно?
Дэвиант пожал плечами, хотя в глазах его блеснуло сомнение.
— Что и требовалось доказать… — фыркнул Консворт. — Полное содействие следствию…
Его прервал требовательный стук в дверь.
— Да? — недовольно спросил Рэм. Кого еще принесла нелегкая?!
Он вдруг захотел, чтобы это была Сью. Женщина-секс. Смертельно опасная и такая притягательная, что даже при мысли о ней все естество Рэма пробуждалось. Только бы это была она, только бы просто посмотреть, как она двигается, как изгибается ее совершенное тело, как…
На пороге возник огромный Рыцарь Гнева:
— Дор Консворт, вас требует к себе дор Бонз, — пробасил гигант.
Дэвиант хмыкнул, изящно и шутливо обратился к Рэму:
— Начальство вызывает?
От Нувала ощутимо пахнуло дорогим одеколоном, и это вызвало еще один прилив раздражения у Консворта. Потому что Рэм чувствовал свой запах: едкий, противный, постыдный. Хотелось плотно прижать руки к телу и отсесть подальше от всех, в надежде, что, может быть, никто ничего не унюхает.
Нервы ни к черту. И пилюли заканчиваются.
— Я здесь подожду, если не возражаешь?
— Конечно, — ядовито фыркнул Рэм и демонстративно заблокировал свой терминал. В нем можно было найти много разной всячины. Еще не хватало, чтобы этот ухоженный мерзавец рылся в его информации. Дэвиант встретил взгляд дознавателя и понимающе ему улыбнулся.
В приемной Гатара, конечно же, не обошлось без Пальчиков. После того как Рэм ушел с допроса Славея, они с дознавательницей ни разу не пересекались, работая параллельно. И единственным обменом информацией между ними было наблюдение за уходящими к Калькуляторам запросами на проверки счетов, видеозаписей, справок, архивных выписок и груды прочих данных.
Интересно, сможет ли он простить этой суке гибель Славея?
Мад, надо сказать, умер тихо. Впал в кому во время «допроса» и через несколько часов его сердце остановилось. Хорошая, наверное, смерть. Несмотря на то, что жить, разумеется, лучше. Однако, что ждало Славея в будущем? Медленное угасание, пока опухоль берет свое? Думается, не самый это лучший из финалов: смотреть, как неумолимо утекает время. День за днем, час за часом, минута за минутой. Мир умирающего — это циферблат последнего отсчета, и каждое движение стрелки приносит боль, от которой Медикариум не избавит, как бы ни старался.
Так что, если подумать, для Мада все закончилось лучше, чем могло бы. Потому что, если бы Рэму пришлось выбирать между медленной смертью и шлюхой, то он, без сомнений, выбрал бы гибель от наслаждения шикарным телом Сью. Во всех позициях без исключения.
Он думал об этом, когда Братья Кнута в алых балахонах безмолвно прошли в камеру, где умер толстячок. Думал, пока они одевали бывшего соратника. Старался прогнать неуместные мысли, пока Мада торжественно несли через весь коридор, к лифту.
Рэм проводил мертвого товарища до дверей, стараясь не смотреть на искаженное сладострастием лицо Славея. Даже после смерти тому, как показалось дознавателю, было хорошо. Перед тем, как Мада занесли в кабину, Консворт подозвал старшего из братьев и убедился, что тот знает о пожеланиях и контрактах толстячка.
Мад не хотел, чтобы его после смерти отправили к Калькуляторам. Он собирался дотла сгореть на Нижних уровнях Лаймуара, где находился единственный в городе крематорий.
Пальчики, пока выносили Славея, так и не вышла из своего кабинета. А вот Сью, шлюха-морт, с интересом наблюдала за процессией из конца коридора. И Рэм несколько раз ловил на себе ее пристальный, волнующий взгляд. В другой момент он бы посчитал, что она с ним заигрывает. Что она уже готова на все и лишь ждет, когда он сделает первый шаг. Когда увлечет ее, куда ему будет угодно, и где она покорно выполнит любые, даже самые сокровенные фантазии.
Вообще, труп Славея был хорошим напоминанием о том, что из этого может выйти. Но, адова канитель, может быть, оно того стоило?
Так что, пока Рэм поднимался на седьмой этаж, мысли в его голове крутились разные, как по работе, так и совсем отвлеченные. Последних было не в пример больше…
Гатар Бонз сразу перешел к делу. Усилитель голоса равнодушно, или даже чересчур бодро припечатал Рэма, едва за дознавателем закрылась дверь:
— Совместное расследование — это совместное расследование, дети мои. Для тупых я проясню: если я назначил вас двоих на это дело, это значит, что вы должны работать вместе.
Сегодня в кабинете Верховного было особенно жарко. Во всех смыслах этого слова. Консворт старательно проигнорировал укол в словах Гатара, прошел к своему месту и неторопливо сел.
Пальчики на него даже не взглянула, занимаясь маникюром. Мало того, дознавателю показалось, будто она избегает смотреть в его сторону. Интересно, это стыд? Чувство вины? Или что-то еще? Кто знает, что творится в ее черепушке. Хотя тогда, во время допроса, Рэму показалось, что она свою неправоту поняла. Впрочем, может быть, действительно показалось.
Тупая сука.
— Мне плевать на политические игры, в которые вас втягивают, — монотонно продолжал голос из
