Стас вздохнул и перевел взгляд на окно, за которым вяло брезжил унылый декабрьский рассвет. Чтобы не мучиться над вопросами, ответов на которые все равно не имелось, он стал думать о более простых и актуальных вещах – о том, что плечо все еще болит, и он так привык к этой боли, что уже почти сроднился с нею, о том, что в комнате опять невыносимо холодно, о том, что живот снова подвело от голода, и о том, что утро за окном выглядит не просто мрачным и каким-то совершенно безысходным. Словно никогда уже больше не будет ни тепла, ни солнца, ни радости, а только одна серая безнадежная хмарь… Интересно, подумалось Стасу, а показался бы ему нынешний рассвет таким же хмурым и неприветливым, если бы он проснулся дома, в своей удобной спальне, рядом с загорелой и соблазнительно-горячей Олесей? Неужели отныне каждое его утро будет таким же тревожным и пугающим? Он снова перевел взгляд на спящую Таню, и в голове пронеслась мысль: а с какими мыслями и чувствами просыпается эта бедная девочка? Он-то взрослый сильный мужик – и то скис. А она живет, не зная никакой другой жизни. И ничего – держится.
Словно подтверждая его мысли, Таня зашевелилась, отбросила свое рваное одеяло и села.
– Доброе утро! – бодро сказала она, заметив, что Стас смотрит на нее.
– Доброе, – неопределенно буркнул он. Да уж, добрее некуда, что и говорить…
Поднявшись с матраса, Таня занялась утренними хлопотами. От ее вчерашнего раздраженного настроения не осталось и следа, девочка снова выглядела оживленной, бодрой и даже, пожалуй, довольной. Сбегала умыться, вернулась разрумянившаяся, нырнула под стол, порылась в коробке, где хранила свои запасы, и вынула оставшийся со вчерашнего обеда кусок ливерной колбасы.
– А мне сегодня можно на работу не ходить, – весело поделилась Таня, нарезая колбасу своим тупым ножом. – Вчера много заработала и еды много купила, нам на целый день хватит. Я только днем в магазин сбегаю, куплю нам сосисок в тесте к обеду. Ну и заодно погреюсь там немного…
– Рад за тебя, – проворчал Стас. Сейчас у него не было никакого желания разговаривать.
Они позавтракали – поели бутербродов с неизменными черствыми макдоналдсовскими булочками, а вместо утреннего кофе выпили остатки кипяченой воды из чайника. Поев, Стас снова сел на свои картонки, прислонился спиной к стене и уставился в угол. Мысли его шли по кругу и за время пребывания здесь уже успели отшлифоваться. Снова и снова он перебирал все возможные варианты, сомневался, правильно ли он поступил, сбежав от полиции. Наверное, это был самый противозаконный поступок за всю его биографию. Нет, все-таки хорошо, что он ушел… Хотя, конечно, побег очень здорово осложнил его жизнь, загнав в тупик, выхода из которого теперь не наблюдалось.
И все-таки даже больше, чем беспочвенное обвинение в убийстве и арест, которого удалось избежать (
И, как ни гнал он от себя эту мысль, снова и снова думалось, что киллер продолжает искать его и может найти в любую минуту. Стоило вспомнить об этом, как внутри все леденело. Звериный ужас, с которым Стас уходил от погони по Тверской, никак не оставлял его. Когда они вчера вечером ходили за водой, страх так и не отпустил ни на секунду. Все время казалось, что сейчас из-за угла покажется слегка сутулая зловещая фигура, поднимет руку, и снова грянет выстрел. На этот раз уже смертельный.
– О чем ты думаешь? – спросила вдруг Таня, которая уже давно внимательно наблюдала за ним. – Похоже, о чем-то очень плохом?
– Ну почему обязательно о плохом, – возразил Стас, а про себя подумал: «Вот ведь какая глазастая, все замечает…» – Так просто, сижу, перебираю в мыслях всякое-разное…
– Вот только не ври! – покачала головой девочка. – Я же вижу, что о плохом. У тебя такое лицо… Ладно, хватит грустить. Лучше пошли – я тебе кое-что покажу.
С этими словами она взяла его за здоровую руку и потянула вслед за собой к двери. Стас отправился с ней не без любопытства. Пребывание в особняке действовало ему на нервы не только полным отсутствием элементарных удобств, но и своей невероятной скукой. А тут все-таки хоть какое-то развлечение. Интересно, что она собралась ему показать?
Они вышли в холл, поднялись по мраморной лестнице на второй этаж и направились к той, что вела на третий. Эта лестница и находилась в самом плачевном состоянии – без перил, дерево кое-где угрожающе потрескалось, некоторые ступеньки отсутствовали, а остальные выглядели так, что подниматься по ним не было никакого желания. Однако девочка без всяких колебаний подошла к лестнице и бесстрашно поставила ногу на нижнюю ступень.
– Погоди! – забеспокоился Стас. – Куда это ты собралась? Лестница может обвалиться.
– Конечно, может! – Таня отвечала так спокойно, точно в этом не было ничего особенного. – Однажды уже обвалилась, видишь, ступенек нет. Тут главное – наступать не на середину, а ближе к стене, тогда все будет в порядке. Идем, не бойся. Поверь, то, что я хочу тебе показать, действительно стоит того.
Несмотря на ее уговоры Стас все-таки медлил. Мало ему раненого плеча, не хватало еще и навернуться с лестницы и переломать оставшиеся конечности… Однако девочка уже шагала вверх и тянула его за собой, приговаривая: «Пошли, не трусь!» И он в конце концов сдался, все-таки двинулся за ней. Лестница угрожающе скрипела и шаталась при каждом шаге, Стасу было настолько не по себе, что так и подмывало закрыть глаза. Но Таня уверенно лезла вверх, и ему не оставалось ничего иного, кроме как следовать ее примеру.
Наконец рискованный подъем закончился и они оказались на третьем этаже. Профессиональный «строительский» глаз Стаса тотчас отметил, что потолки тут несколько ниже, чем внизу.
– Это что, чердак? – поинтересовался он.
– Скорее мезонин, – отвечала девочка, к месту и без ошибки употребив слово, скорее всего, даже незнакомое большинству ее сверстников. – Чердак еще выше, с него на крышу можно вылезти. А нам туда.
Стас повернулся в ту сторону, сделал шаг вперед и испуганно отшатнулся – справа в полу, заваленном разнокалиберными кусками осыпавшейся лепнины, зияла огромная дыра. Насквозь, до второго этажа. Точнее, даже до первого, потому что прямо под ними находился холл перед входом в особняк.
– Слушай, тут же пол может провалиться! – заволновался Стас.
– Не провалится! – беспечно заверила его девочка. – Я здесь сколько раз ходила…
– Да, но ты легкая, – пробормотал Стас, опасливо глядя на дыру.
Все же он перевел взгляд туда, куда направлялась Таня, к противоположной от дыры стене, и увидел старинный рояль. Без сомнений, когда-то это был дорогой и поистине роскошный инструмент, об этом говорило все – сдержанное благородство очертаний, выверенность пропорций, остатки инкрустаций разноцветными кусочками дерева на округлых боках, чудом сохранившаяся ножка для педалей в форме изящно изогнутой лиры. Однако нынешнее состояние рояля было под стать всему, что его окружало – он был грязен, верхняя крышка отсутствовала, инкрустированные бока покорежены.
– Правда, красивый? – благоговейно спросила Таня. – Жаль только, что он почти на четверть немой.
– В каком смысле? – не понял Стас.
– Не все клавиши звучат, – с грустью в голосе пояснила девочка. – Вернее, неисправные тоже звучат, но как! Если попробовать играть на нижних нотах, то просто с ума сойдешь. Такая какофония получается, такие отвратительные звуки, будто какие-то железки грохочут. Хоть уши затыкай! До чего же жаль такой замечательный инструмент! Но я уже наловчилась играть только на работающих клавишах. Хочешь послушать?
– А ты играть-то умеешь? – улыбнулся Стас.
Вместо ответа Таня подошла к роялю, стащила свои грязные рваные перчатки, с которыми почти не расставалась, и коснулась клавиш.
Первые же такты поразили Стаса чистотой и наполненностью звучания. Он знал толк в музыке, любил и понимал ее. Этому с первых лет жизни учила его мама, сама прекрасная пианистка. С маминой подачи
