– А все ж таки я уйду сегодня, – тихо, но твердо сказал девушка.
– Ах, вот как! Так-то ты на доброту отвечаешь? – вспыхнула Валентина.
– Спасибочки вам, конечно, за все, что вы для меня сделали. Но я ведь уже нашла вашего мужа и помогла многим знакомым, которых вы приводили.
– Ладно, – раздраженно поджав губы, сказала Валентина, – это мы обсудим потом. Я смотрю, хорошим манерам тебя не учили. Но, с другой стороны, ты ведь всю жизнь в деревне провела. Ну, ничего. Я из тебя сделаю человека.
– Я вам не грублю, – возразила Ольга, – и, кажется, все ваши просьбы выполнила. Чем же вы недовольны?
– Не дерзи мне! – разъяренно заорала Валентина. – Я на тебя рассчитывала, мы договаривались, что ты будешь ждать билет. Многие мои знакомые собираются к тебе, слава пошла по всей Москве, и что – я их подведу? Никуда я тебя не пущу.
– Как это так – не пустите? – поразилась Оля.
– Вот так и не пущу! Как ты не понимаешь, что людям уже пообещали… Ты меня подводишь? Для тебя честное слово что-нибудь значит?
– Не было вам такого моего согласия, – растерялась от такого напора девушка.
– Какая разница, было – не было… Я дала, я людям обещала. Ты живешь у нас, ешь и пьешь за наш счет и, судя по всему, даже понятия не имеешь, что все эти блага не берутся из ниоткуда. Их надо зарабатывать, моя милая, зарабатывать…
На глаза Оли навернулись слезы, и, не в силах больше выслушивать обидные слова, она выбежала из кухни и бросилась в свою комнату.
Но Валентина, судя по всему, сказала еще не все, что хотела. Она тут же отправилась вслед за ней. Оля горько плакала, уткнувшись в подушку. Николаева некоторое время молча смотрела на нее.
– Ты неблагодарная. И ты не хочешь меня слушать, – вдруг спокойно сказала она. – Тебе обязательно нужно принять всех, кто собирался прийти.
Что-то новое было в ее тоне. Оля подняла голову, но Валентина уже вышла из комнаты. Девушка расслышала, как повернулся ключ в замке.
«Меня заперли, – лихорадочно пронеслось у нее в голове. – Теперь я никогда не выберусь отсюда…»
«Сколько я тут пробыла? – вдруг с ужасом подумала девушка, – я ведь даже не помню…» Каждая мысль о родных и Пете теперь отзывалась в ее сердце острой болью.
«Нужно срочно уходить отсюда. А то останусь здесь навсегда. Они просто бандиты… Но не будут же они меня стеречь все время…»
Вскоре выяснилось, что дела обстояли еще хуже, чем она предполагала. Ужин ей так и не принесли. Очевидно, опасались заходить в ее комнату, пока в доме нет мужчин, побаивались, что Оля сможет вырваться на свободу.
Потом девушка расслышала в глубине квартиры какие-то звуки – это защелкивалась входная дверь. Оля толкнула свою дверь, и та подалась. Она осторожно выглянула в коридор. Судя по всему, Валентина и Евгения Константиновна куда-то ушли по своим делам. Скорее всего, ее решили выпустить из комнаты. Входная дверь, конечно, была заперта снаружи. Телефон с полочки в прихожей исчез.
Нужно было действовать немедленно.
Оля вернулась в свою комнату и в задумчивости села на кровать. Постельное белье было хорошего качества, крепкое. Она машинально провела по нему рукой, и ее осенило. Оля вскочила и начала снимать белье с постели – сначала пододеяльник, потом наволочки и простыню. Она схватилась за простыню и с силой потянула ее. Ни одна нитка даже не лопнула.
«На вид навроде крепкие, – подумала Оля. – Конечно, высота большая, боязно, но попробовать все равно стоит. Длины вполне должно хватить…» – решила она.
Оля судорожно принялась за работу – нужно было успеть, пока дома никого нет. Она вязала крепкие узлы, которым научил ее отец. Такие не должны были развязаться в самый ответственный момент. Соорудив некое подобие веревки, Оля осторожно открыла окно и выглянула наружу. В лицо пахнуло морозным свежим воздухом, и она радостно сделала пару глубоких вдохов, с наслаждением наполняя легкие.
Рама окна была сделана из крепкого дерева. Но на всякий случай конец веревки она закрепила на батарее, а потом еще завязала узел на ручке рамы и перекинула свою «веревку» через подоконник. Глубоко вздохнув и чуть помедлив, девушка перенесла ноги через подоконник. Внизу уже было почти темно. Оля вздохнула и медленно начала спускаться.
Стоя у подъезда, изумленно вытаращив глаза, за ней наблюдал дворник.
Но Оля пока об этом не догадывалась.
Сумасшедшая
Лейтенант Пархотин постучал торцом папиросы по столу, закурил. Потом макнул ручку в чернильницу и быстро застрочил.
Что-то свербило в носу, как будто перышком щекочут. Заболевает он, что ли? Этого еще не хватало, сейчас как раз время горячее, дел – невпроворот, капитан будет злиться, если он свалится с простудой в самой середине недели.
Он досадливо посмотрел на задержанную, сидевшую на стуле перед ним и с любопытством вертевшую головой по сторонам. Заметив его взгляд, она тоже посмотрела на него. На какой-то миг ему показалось, что она знает про него все.
– Заболеете скоро, примите лекарство… Вам хворать-то нельзя, – вдруг улыбнулась девушка, словно читая его мысли.
«Наверное, я чихнул и сам не заметил, а иначе – откуда бы ей знать…» – подумал он, стараясь отогнать от себя подступившую оторопь.
Задержанная – Ольга Акимова, как она назвалась, была спокойной и какой-то безмятежной, что ему категорически не нравилось. Но дело ее было еще хуже – абсолютно непонятное.
Голова тяжелая, нос заложен, в отделении душно, и так целый день. А до обеда ой как далеко, да и с такой подозреваемой не светит ему скорый обед. Девчонка чудная какая-то, смеется и говорит что-то непонятное, как тут ей поверить? Но и не поверить нельзя, видно же, что не врет. Тем более что при ней никаких вещдоков не обнаружено. В общем, дело это ему категорически не нравилось.
– А почему меня забрали? – все так же улыбаясь, поинтересовалась девушка.
– Потому что дворник увидел, как вы по веревке спускаетесь из чьей-то квартиры. Что ему было делать? По городу только что прокатилась волна квартирных краж, и преступники пользовались таким же способом проникновения. Хозяева вечно форточки оставляют открытыми…
– Не по веревке, а на простынях, – возразила Оля.
– Это неважно.
– Я что, похожа на воровку? – обидчиво спросила она.
– Ну, дворник ведь не знал, как реагировать на подобную ситуацию, и отреагировал, как положено. И правильно сделал. А теперь нам надо во всем разобраться. Так что пока мы вас не отпустим.
– Но я же все разъяснила, – поразилась Оля, – мне надо домой…
Пархотин тяжело вздохнул, напустил на себя максимально суровый вид и, тоскливо взглянув на часы, начал писать. Потом строго посмотрел на задержанную, с лица которой не сходило какое-то мечтательное и упрямое выражение, и, откашлявшись, сухо сказал:
– Вы что же, утверждаете, что Николаевы насильно удерживали вас в своей квартире, заставляя заниматься, – он посмотрел в протокол, – приемом людей? Так я понимаю? Вы что же – врач?
Оля сделала неопределенный знак головой, значение которого Пархотин не понял, а потому рассердился.
– Отвечайте, как положено.
– А вы что, – громко расхохоталась вдруг Оля, – боитесь меня, что ли? В глаза не смотрите… Ничего я не крала.
Она почувствовала, что с ней что-то происходит. Почему она так громко смеется? Ведь ничего смешного в ее положении нет. Наверно, это порошки Валентины отходят, подумала она, вот и лихорадит…
