С инициативой этой встречи выступил Борис Немцов, бывший губернатор Нижегородской области, который способствовал началу процесса приватизации в середине 1990-х гг., а теперь возглавлял политическую партию «Союз правых сил», защищавшую интересы нарождающегося среднего класса. Он назвал это событие переломным моментом, точкой, где десятилетней истории первоначального накопления капитала пришел конец (не без иронии использовав известное выражение Маркса). Иными словами, это был момент, когда российским «баронам-разбойникам» был дан шанс превратиться в респектабельных бизнесменов.
Большая часть олигархов пошла на это. Гусинский и Березовский покинули страну. Первый — тихо, второй — чтобы продолжить борьбу с Путиным из-за границы. Роман Абрамович, владелец нефтяного гиганта «Сибнефть», стал депутатом Государственной думы и губернатором Чукотки. Но он не собирался использовать свое политическое влияние, чтобы дискутировать с Путиным. Его гораздо больше интересовал английский футбольный клуб «Челси», который он приобрел в 2003 г.
Только один олигарх отказался подчиниться установленным требованиям — Михаил Ходорковский. Эта бескомпромиссность приведет его на много лет в сибирский лагерь и превратит в один из основных источников напряженности между Россией и Западом.
Дело Ходорковского
В бизнес Ходорковский пришел почти сразу, как это было позволено — во времена первых осторожных горбачевских реформ. Комсомольский функционер, он использовал свои связи, чтобы открыть кафе, затем занялся импортными поставками и наконец основал один из первых в России коммерческих банков «Менатеп». С тех пор начался почти вертикальный взлет. В 1995 г. на «залоговых аукционах» (схемы, придуманные для поддержки обанкротившегося ельцинского правительства) он приобрел крупную долю во второй по величине российской нефтяной компании ЮКОС. На следующий год он приобрел контрольный пакет акций ЮКОСа всего за 309 млн долларов, крохи от реальной стоимости. Через несколько месяцев компания стоила уже 6 млрд долларов. При этом, как это ни странно, не был нарушен ни один закон: схема была разработана самим правительством.
Нет сомнений, что Ходорковский при создании своей империи действовал как хитроумный махинатор. Американский журналист Дэвид Хофман в своем блестящем исследовании «Олигархи» признается, что даже при скрупулезнейшем анализе он не смог понять некоторые из маневров и схем Ходорковского, связанные с оффшорными транзакциями, подставными компаниями и откровенной «ловкостью рук»6.
Установив полный контроль над ЮКОСом, Ходорковский предпринял некоторую конверсию и решил (преимущественно потому, что хотел привлечь иностранных инвесторов) перенять кристально-чистые западные стандарты отчетности и прозрачности. Ходорковский стал любимцем Запада потому, что более, чем все остальные олигархи, казался символом нового поколения российских капиталистов — не только жадной акулой, но и филантропом. Он принял в ЮКОСе хартию корпоративного управления, стал первым бизнесменом, который ввел практику отчетности, соответствующую американским стандартам. Часть своего состояния потратил на создание лицея в подмосковной усадьбе XVIII в., чтобы дать образование 130 обездоленным детям. Его фонд «Открытая Россия» ежегодно выделял более 15 млн долларов на гражданские проекты и благотворительность, в том числе на образование, здравоохранение, программы поддержки интеллектуального актива страны и культурного развития.
И тем не менее ни одна фамилия не вызывала такого ледяного презрения в глазах Путина. В итоге Ходорковский оказался в тюрьме за экономические преступления — уклонение от уплаты налогов, мошенничество, хищения в крупных размерах. Но на одной из пресс-конференций Путин не удержался от предъявления ему и других обвинений — в «политических» преступлениях и даже убийстве.
Безусловно, Ходорковский — не святой. В феврале 2002 г. он прилетел в Британию для встречи с президентом компании ВР Джоном Брауном, которому предложил приобрести 25 % акций ЮКОСа. Браун предложением не соблазнился. Позже он рассказывал, что Ходорковский со своим тихим голосом заставил его нервничать. «Он говорил о том, как проводит людей в Думу, как может обеспечить нефтяным компаниям не платить большие налоги и о том, как много влиятельных людей находится у него под контролем. Мне он показался слишком могущественным. Конечно, легко говорить задним числом, но в его поведении было что-то неподобающее»7.
Для российского правительства периода реформ слово «неподобающее» малоприменимо. По словам Германа Грефа, «ни один проект не проходил без одобрения ЮКОСа». На самом деле подкуп депутатов Государственной думы был распространенным явлением. Депутаты сколачивали состояния на интересах бизнеса самого разного рода. Наибольшую активность в этом проявляли нефтяные компании, и ЮКОС среди них была первой. Когда зашла речь о введении новых налогов на экспорт нефти, ситуация стала тяжелой. Греф вспоминает, как накануне голосования в Думе его посетил президент компании «ЮКОС- Москва» Василий Шахновский. «Господин Греф, — сказал он, — мы высоко ценим все, что вы делаете для развития рыночной экономики, но завтра вы собираетесь представить закон, который противоречит нашим интересам. В первую очередь, мы бы хотели довести до вашего сведения, что закон не пройдет. Все проголосуют против. Мы получили согласие каждого. И второе. Если вы будете настаивать, мы напишем коллективное письмо от имени всех производителей нефти с просьбой об отставке вас и господина Кудрина за недостаток профессионализма. Ничего личного, но, может, вы могли бы отложить обсуждение этого закона, и мы бы с вами пришли к некоторым договоренностям»8.
На следующее утро Кудрин и Греф приехали в Думу. При голосовании мощный блок, в который входила и большая коммунистическая фракция, провалил закон. Позже Греф с иронией вспоминал этот эпизод. «Коммунисты, которые должны были бы быть в первых рядах борцов за социально направленную политику, проголосовали против налога на сверхдоходы нефтяных компаний!»
Это был сильный удар по реформаторам. «В нашем бюджете не хватало ресурсов, чтобы расплатиться по долгам, — вспоминал Греф. — Цены на нефть росли, но это обогащало только нефтяные компании. Мы с этого ничего не получали». Потребовался целый год, прежде чем Грефу удалось провести через парламент менее радикальную версию этого закона.
Но еще более возмутительными, с точки зрения Путина, были политические амбиции Ходорковского. Он финансировал несколько политических партий, в том числе либеральные «Яблоко», «Союз правых сил», а также КПРФ. В начале 2003 г. Ходорковский провел секретное совещание с лидерами партий и предложил пожертвовать десятки или даже сотни тысяч долларов на финансирование их кампаний на грядущих декабрьских выборах в Думу9. По словам премьер-министра Михаила Касьянова, особую ярость Путина вызвало финансирование коммунистической партии. Касьянов говорил позже, что был изумлен тем, что если поддержка двух «западноориентированных» партий была «одобрена», то финансирование коммунистов — хотя и абсолютно легальное — очевидно, требовало какого-то специального секретного разрешения президента10.
Ходорковский заявлял, что его действия были обычным лоббированием, которое происходит в любой стране, но Кремль смотрел на это иначе: «Он просто скупал Думу!» — воскликнул пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков в беседе со мной, явно оскорбленный этим фактом не меньше своего босса. Кремль очевидно опасался того, что Ходорковский планирует использовать свое влияние в Думе для изменения Конституции, превращения России в парламентскую республику и, возможно, даже занять пост премьер- министра, непосредственно угрожая власти Путина.
Люди, знающие Ходорковского, часто указывали на такую черту его характера, как опрометчивость. Это проявилось на одной очень важной и, возможно, судьбоносной встрече ведущих бизнесменов с Путиным в Екатерининском зале Кремля 19 февраля 2003 г.11 Главной темой повестки дня была коррупция. Ходорковский был главным выступающим и планировал высказать некоторые весьма экстраординарные провокационные мысли по поводу фактов коррупции, которые, как он подозревал, имеют место в высших эшелонах власти. Он нервничал и позвонил своему вице-президенту Леониду Невзлину, чтобы посоветоваться.
— Ты считаешь мое выступление опасным? — спросил он.
