«Если бы не сталинские репрессии!» Как Вождь спас СССР

Верховным советом Антанты. Знаменательно и то, что как раз этот рубеж, известный под названием «линия Керзона», после Второй мировой войны Сталин сделает границей Польши с Украиной и Белоруссией.

Однако в 20-м году откровенные предупреждения Сталина не были услышаны. О них мало кто вспомнил и после того, как последовавшие события полностью подтвердили правоту его точки зрения. О них долгое время «не вспоминали» и историки. Между тем его оценки и прогнозы уже вскоре стали сбываться с неумолимой последовательностью. Правда, свой авантюристический характер война получила не сразу. События стали приобретать опасный уклон 16 июля, когда ЦК ВКП(б) признал необходимым продолжать наступление, «пока Польша сама не обратится с просьбой о перемирии». Поэтому на следующий день нарком иностранных дел Чичерин ответной нотой известил правительство Великобритании, что Советская Россия готова к миру, но посредничество Лондона неприемлемо, поскольку он не может считаться нейтральным в советско-польском конфликте.

Но и этот шаг еще не означал катастрофу. В грех авантюры с «маршем на Варшаву» ввел правительство и Реввоенсовет Республики молодой «петушок» – Тухачевский. После того как, не встречая серьезного сопротивления поляков, 15 июля войска Западного фронта заняли Молодечно, Тухачевский продолжал наступление. Опьяненный победой, 27-летний подпоручик уже примерял на себя шляпу красного Наполеона. Предвкушая мировую славу, он предложил Главкому Каменеву план по захвату польской столицы.

Позже С. М. Буденный вспоминал: «Из оперативных сводок Западного фронта мы видели, что польские войска, отступая, не несут больших потерь. Создавалось впечатление, что перед армиями Западного фронта противник отходит, сохраняя силы для решающего сражения... Мне думается, что на М. Н. Тухачевского в значительной степени влиял чрезмерный оптимизм члена РВС Западного фронта Смилги и начальника штаба Шварца. Первый из них убеждал, что участь Варшавы уже предрешена, а второй представлял... главкому... ошибочные сведения о превосходстве сил Западного фронта над противником в два раза».

Трудно сказать, правомерно ли такое предположение Буденного? Но начальник штаба у Тухачевского был неслучайным человеком в армии. Бывший полковник российского Генерального штаба, Шварц имел чин и образование повыше, и опыт побольше, чем командующий фронтом. Как бы то ни было, а предложение о захвате Варшавы исходило непосредственно от самого Тухачевского. Он не сомневался в успехе операции, а после того как 19 июля части Запфронта вошли в Барановичи, и конный корпус Гая занял Гродно – на осуществление предложения «подпоручика» решился и Главком С. С. Каменев.

В этот же день Главком отдал Западному фронту директиву: овладеть Варшавой к 12 августа. Конечно, такое решение не могло быть принято без участия председателя Реввоенсовета Республики, и дело не в том, что Троцкий желал увенчать лаврами своего выдвиженца. Он тоже хотел увековечить, прежде всего, самого себя. В психологическом плане на нарвоенмора повлияло и то, что в этот момент, с 19 июля, в Москве начал работу II конгресс Коминтерна. Троцкий считал, что овладение Варшавой стало бы непререкаемым доказательством его военного таланта и способствовало бы укреплению его авторитета как выдающегося «революционного» стратега и лидера международной социал-демократии. Такой яркий триумф обещал ему славу вождя «мировой революции».

Впрочем, позже Троцкий сам пояснил, какие причи­ны побудили его к Варшавской авантюре. «Мы вернули Киев, – признавал он. – Начались наши успехи. (Так Троцкий беззастенчиво перетягивает на себя успехи Сталина. –  К.Р.) Поляки откатывались с такой быстротой, на которую я не рассчитывал...». Правда, задним числом Лейба Бронштейн был вынужден «осторожно» признать: «Но на нашей стороне, вместе с первыми успехами, обнаружилась переоценка открывающихся перед нами возможностей. Стало складываться и крепчать настроение в пользу того, чтоб войну, которая началась как освободительная, превратить в наступательную революционную войну. Принципиально я, разумеется, не мог иметь никаких доводов против этого».

Конечно, Троцкий хитрит. Именно по настоянию его и Тухачевского Реввоенсовет Республики решил провести Варшавскую операцию и «принести на штыках революцию в Европу». Сомнениями в собственной дальновидности Троцкий не страдал, и он убедил Ленина в осуществимости своих военных планов. Впрочем, председатель Реввоенсовета Троцкий и Главком Каменев дали указание Юго-Западному и Западному фронтам наступать на Варшаву по сходящимся направлениям еще 20 июля. И «процесс – пошел»...

Сталин заблуждения о легком захвате Варшавы не разделял. Он оказался прав и в оценке внутренних резервов Польши. Это подтвердилось уже вскоре. После вступления частей Тухачевского на территорию противника, польское правительство объявило мобилизацию, давшую армии 573 тысячи солдат и 160 тысяч добровольцев. Одновременно власти страны предприняли политические «контрмеры от революции». Уже в середине июля был обнародован закон об ограничении помещичьих имений и льготах крестьянским хозяйствам. А 24 июля в Варшаве, при участии социал-демократов, сформировали «рабоче-крестьянское» правительство Витоса-Дашинского. Сталин не ошибся и в прогнозе о поддержке Польши Западом. 21 июля премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж без обиняков заявил, что «Франция и Англия могут предоставить все необходимое для организации польских сил».

И все-таки, являясь противником «марша на Варшаву», Сталин не мог не считаться с возможностью разгрома поляков, но его целью стала не Варшава. Учитывая успешное развитие боевых действий на Украине, Реввоенсовет Юго-Западного фронта 21 июля направил Главкому телеграмму с предложением перенести направление главного удара своих частей с Люблина на Львов. Вместо авантюристического наступления на Варшаву Сталин предлагал нанести удар под южный предел Польши. Свое стратегическое решение И. В. Сталин, А. И. Егоров и Р. И. Берзин обосновывали тем, что «поляки оказывают весьма упорное сопротивление на львовском направлении», а «положение с Румынией остается неопределенно напряженным».

В стратегическом отношении выбор такого направления был оптимальным. Заставляя поляков вести войну на два фронта, он отрезал поляков от нефтяного бассейна Дрогобыча, в последующем создавал угрозу Кракову, а затем грозил взятием Лодзи. Главком Каменев оценил достоинства этого предложения и 23 июля утвердил план РВС Югзапфронта. В принятии такого решении сыграло роль и то, что днем раньше, 22-го числа, с предложением Москве о перемирии обратились правительство Польши и ее генеральный штаб.

Своего негативного отношения к «маршу на Варшаву» Сталин не скрывал никогда. Он заявил об этом публично еще 20 июня, когда, вернувшись с фронта в Харьков, через три дня дал интервью корреспонденту УкрРОСТ. Рассказав о прорыве фронта белополяков под Киевом и успешном наступлении Юго-Западного фронта, он указал: «...Впереди еще будут бои жестокие. Поэтому я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве».

Между тем на северном крыле советско-польского фронта поляки продолжали почти панически отходить, и к концу августа войска Западного фронта вошли в Брест-Литовск. Как показали дальнейшие события, удовлетворись этим достижением Кремль, Красная Армия избежала бы позора поражения. Но политиков в соблазн ввел Тухачевский, который не был способен трезво взвесить обстановку. Он не видел в польской армии серьезного противника. Ему казалось, что лавровый венок победителя уже готов