друга. — Ты и так истекаешь кровью.
— Я вас очень прошу, возьмите ее с собой, — голос Гуги был такой жалостливый, что друзья решили уступить.
Бертольд шел впереди быстрым шагом, словно не было за плечами десятка пройденных миль по горам и зарослям леса. Роберт и Григорий еле поспевали за ним, но снизить темп не решались. Гуго истекал кровью, и надо было торопиться.
До хижины оставалось совсем немного, когда Григорий услышал звук, повергший его в изумление. Он непроизвольно снизил темп, чтобы прислушаться. Из-за этого чуть не уронил носилки, ведь Роберт продолжал двигаться заданным темпом. Звук, который изумил Григория, прекратился. Послышалось невнятное бормотание, и снова раздался… храп.
— Роберт! Стой! — закричал Григорий.
— Что случилось?
— Гуго храпит.
— Он задыхается? — Роберт вслед за Григорием опустил носилки на землю. — Не надо было брать свинью. Она его задавила. Давай ее снимем.
Они аккуратно взяли животное за ноги, и переложили на землю.
— Он, наверное, потерял сознание от потери крови, — предположил Роберт.
В это время Гуго уже перестал храпеть. Он зевнул, потянулся, и сел.
— Кажется, меня укачало, и я заснул.
Роберт и Григорий ошарашено уставились на своего друга. Повязка, закрывающая рану, сползла вниз, но никаких следов от клыков секача не было видно.
— Что вы на меня уставились, словно увидели привидение?
— В чем дело? Почему остановились? — Бертольд бросил кабана возле носилок и вытер вспотевший лоб рукой.
— У Гуги пропала рана, — невнятно пробормотал Роберт.
— Что за ерунду ты мелешь? — не понял Бертольд. Он подошел к Гуге и сорвал окровавленную повязку. — Черт меня побери!
Теперь все четверо внимательно разглядывали бока француза. На теле не было ни единой царапины.
— Гуго, опять твои шуточки! — взревел Бертольд. — Решил прокатиться с комфортом? С меня сошло уже семь потов, а ты лежишь себе и прохлаждаешься!
— Я же сам видел раны, — Роберт был явно растерян, и ничего не понимал. — Когда ему делал перевязку, то кровь еще текла из разорванного бока.
— Бертольд, мы все видели, как кабан пропорол Гуге бок, как из открытой раны хлынула кровь, — встал на защиту своего друга Григорий. — По-твоему, у нас всех были галлюцинации?
— Действительно, все это я видел собственными глазами, — согласился германец. — Тогда, как это объяснить?
— Не знаю.
Григорий задумчиво смотрел на бок Гуги, потом помял его пальцами, стал рассматривать окровавленные повязки.
— Есть один способ узнать, как это случилось, — Григорий взял в руки нож.
— Хорошая идея, — одобрил Бертольд.
— Друзья! Я думаю, что вы впадаете в крайность, — Гуго отстранился от Григория. — Давайте еще раз хорошенько поразмыслим. Мы же разумные люди. Григорий даже читать умеет …
— Гуго, я горжусь тобой. Пожертвовать жизнью ради друзей — это героический поступок, — Роберт хотел пожать руку французу, но тот быстро отполз от своих товарищей еще дальше.
— Его подержать? — предложил Бертольд.
— Не надо, — Григорий быстро провел ножом по своей ладони. — Больно.
Кровь пошла сразу. На землю начали падать крупные капли. Все молча ждали, что произойдет дальше.
Вдруг, Бертольда осенила мысль. Он схватил с земли свинью и перерезал ей горло.
— Пей! — германец протянул животное к Григорию.
Григорий поморщился, но молча прильнул к кровоточащей ране и стал пить кровь. Через мгновение гримаса с его лица исчезла. Он с наслаждением стал высасывать теплую, но уже начинающую застывать жидкость.
Вскоре кровь прекратила литься из его ладони, а кожа восстановила свой прежний вид. След от пореза исчез.
— Здорово! — Роберт начал ощупывать ладонь Григория. — Болит?
— Немного.
— И что все это означает? — спросил Бертольд.
— Мы изменились, — задумчиво произнес Григорий. — Осталось выяснить, стали мы лучше или хуже?
— Как ты собираешься это выяснить? — поинтересовался Роберт.
— Ученые называют это экспериментом. Будем делать над собой опыты.
— Отлично. Когда закончите, то не забудьте и мне рассказать о результатах, — Гуго вскочил на ноги и пошел в сторону хижины.
— Ты куда? — спросил Бертольд.
— Что-то я проголодался.
— Захвати свинью.
— Я и так облегчил вашу ношу в два раза, — бросил Гуго через плечо и ускорил шаг.
Глава двадцать четвертая
Стояла ясная солнечная погода. На небе не было видно ни одного облака. Из-за отсутствия ветра море было похоже на большое гладкое зеркало. Солнечные лучи отражались от него и слепили глаза ярким светом. Прозрачный утренний воздух был насыщен солоноватым запахом моря. Тишину нарушали только кружащие над водой чайки.
Григорий и Лейла сидели на краю обрыва и любовались морем. Они приходили сюда часто. В этом уединенном красивом месте царила умиротворенность. Серые невзрачные скалы восхищали своей крутизной. Они были похожи на умудренных жизненным опытом старцев, которые с высоты прожитых лет взирали на окружающий их мир.
Григорий с завистью смотрел на чаек, которые красиво парили над голубой гладью моря. Ему тоже хотелось летать.
— Почему ты хочешь остаться на острове?
— Привыкла к одиночеству. Здесь тихо и спокойно. Никто никого не убивает, не надо опасаться за свою жизнь. Люди жестоки и злы. Они подвержены многочисленным порокам. Так было и будет всегда. Я же ото всего этого ограждена и счастлива. Мне нравиться встречать восход солнца, слушать пение птиц, любоваться бескрайней синевой моря. Этот остров стал моим маленьким мирком, где я себя чувствую в безопасности. Могучие скалы и коварные рифы являются моими безмолвными стражниками, которые надежно защищают мой покой. Я разговариваю с птицами, деревьями, ветром, и они меня понимают. Мы делимся друг с другом своими печалями, тревогой и радостью. Здесь нет ни злобы, ни ненависти. Я полюбила этот остров. Мне здесь хорошо.
— Сейчас мы очень богаты. Ты сможешь купить себе большой дом, завести слуг. У тебя будет все, что ты захочешь.
— Потом придет очередной завоеватель и все заберет. Здесь же у меня нечего отнять. Ты слишком молод, чтобы понять прелесть спокойной размеренной жизни. Для тебя, уж не знаю, как, время остановилось на пятьдесят лет. Поверь мне, что оно остановилось и для меня. Только я похожа на старый
