пруд, а ты на бурлящий горный поток. Тебе, чтобы жить, надо все время двигаться вперед.
— Что мне для тебя сделать?
— Пообещай, что будешь иногда вспоминать меня. Не старуху, а ту молоденькую девушку, которая любовалась с тобой звездами на палубе корабля.
Григорий прижал седую голову Лейлы к себе и поцеловал в лоб.
— Я буду вспоминать тебя вечность.
— Ровно столько буду жить и я. Не важно, что это будет не этот мир, а всего лишь память. Она тоже может продлить молодость и жизнь. Теперь иди к своим друзьям и оставь меня. Завтра вы покинете остров.
— О чем ты говоришь?
— Я вижу на горизонте корабль.
— Может он пройдет мимо? — Григорий посмотрел на зеркальную гладь моря. Там действительно белел парус. По тому, как защемило сердце, он понял, что Лейла права. Словно подтверждая ее слова, пролетающая мимо чайка издала пронзительный крик. Было в этом звуке столько печали, что у Григория из глаз покатились крупные слезы. Он схватил небольшой камень и швырнул его далеко в море, словно хотел потопить приближающийся к острову корабль, который должен был разлучить его с Лейлой.
Старая женщина не могла без слез смотреть на неувядающую молодость своей любви. Это были слезы радости и печали. Она радовалась тому, что может любоваться своим возлюбленным, чей молодой образ был рядом с ней все эти пятьдесят лет. Осознание того, что время иссушило ее тело и превратило в дряхлую старуху, убивало ее. Лейла не хотела своим присутствием связывать по рукам и ногам Григория. Он молод и у него вся жизнь впереди. Ей же осталось жить на этом свете совсем немного. Лейла не сомневалась, что Григорий окружит ее заботой и теплотой, и она ни в чем не будет нуждаться. Он будет относиться к ней, как к матери, оплакивая ушедшую молодость своей возлюбленной. Видеть же в его глазах скорбь было для нее невероятным мучением. Разлука была неизбежна. Они оба это понимали.
От упавшего камня на воде появились круги. Они медленно разошлись в разные стороны и растворились в гладкой синеве, словно их и не было.
— Не печалься, мой господин. Время залечит самые глубокие раны. Поверь мне. Я это знаю, — Лейла положила руки Григорию на плечи, и поцеловала в затылок. — А сейчас иди. У тебя еще много дел, а мне надо побыть одной.
Григорий тяжело поднялся с камня и, не оглядываясь, побрел в сторону хижины. Лейла была права во всем, что сказала и в том, о чем умолчала, но от этого только тяжелее стало на душе.
Спор затянулся. Гуго настаивал, чтобы они взяли с собой все сокровище Калауна. Бертольд предлагал ограничиться малым. Они уже давно перенесли сокровище в другое место. Мудро решив, что не стоит все хранить в одном месте, соорудили несколько тайников. Если однажды пираты побывали на этом острове, то когда-нибудь сюда опять могут нагрянуть незваные гости. Приближающийся корабль был живым подтверждением этих опасений. Полный штиль не позволил ему использовать паруса. На веслах галера могла подойти к острову лишь к вечеру. Преодолеть местные рифы можно было только во время прилива, который начнется утром. У друзей была впереди целая ночь, чтобы подготовиться к встрече. По непонятной причине, каждый из них был уверен, что корабль принадлежит туркам. Поэтому все готовились к схватке.
— Когда мы прибудем в Иерусалим, то нам понадобится хорошая одежда, лошади, оружие, и многое другое, чтобы прилично выглядеть и ни в чем не нуждаться, — горячился Гуго.
— Если нас захватят в плен, то мы все это потеряем, — парировал Бертольд.
— Сейчас мы можем противостоять целой армии. Какой плен? — рассмеялся Гуго.
— Ты подумал, что произойдет с сокровищами, если наш корабль потопят? Что тогда делать? — задал встречный вопрос Бертольд. — Опустишься на дно, и будешь охранять свои любимые побрякушки от акул?
— Он именно так и сделает, — рассмеялся Роберт. — Приручит морских черепах, которые будут доставлять нам письма с просьбой спасти бедного Гугу.
— Можно подумать, что вам золото не нужно, — вспылил Гуго, которому надоели насмешки друзей.
— Ты знаешь для чего оно нам, — сказал Бертольд.
— За пятьдесят лет все могло уже измениться. Может сарацин давно выгнали со Святой земли?
— Григорий, что ты молчишь? — спросил Бертольд.
— Я предлагаю взять столько, сколько каждый может с собой унести. Не известно, как нас встретят в Иерусалиме?
— Ты это о чем? — не понял Гуго.
— Кто-нибудь задумался о том, что нас там никто не ждет? Все наши друзья, родственники и знакомые за это время либо умерли, либо состарились. Как вы собираетесь пояснить нашу неувядаемую молодость? Не боитесь, что вас объявят колдунами?
— Незачем болтать о том, что с нами произошло. Тогда и проблем не будет, — беззаботно сказал Гуго. — Сейчас нам главное выбраться с этого острова.
— Если кто-то из старых знакомых нас опознает, то нам придется отвечать на неприятные вопросы, — не разделил беззаботное настроение Гуги Григорий. — Не помешает взять себе другие имена.
Рыцари надолго задумались. Любой дворянин гордится своей родословной. Григорий же предлагал отречься, пусть даже на время, от своих предков. Стать самозванцами никому не хотелось. В случае раскрытия обмана, всех ждала жестокая кара.
— Если мы возьмем другие имена, а нас узнают старые знакомые, то нам несдобровать, — поделился своими сомнениями Роберт.
— Дети часто очень похожи на своих родителей. Назоветесь внуками Гуги Лангонского, Бертольда фон Гогенштауфена и сэра Роберта Лоринга. В Иерусалим прибудем в качестве паломников, которые хотят помолиться святыням и почтить память своих героических предков.
— Пожалуй, так и надо будет сделать, — согласился Бертольд.
— Тогда готовьтесь. Если корабль турецкий, то нам предстоит сразиться с вооруженной командой. Причем большую их часть надо оставить в живых. Ведь никто из нас ничего не понимает в морском деле.
— У тебя есть идеи, как это сделать? — спросил Бертольд.
— Только некоторые зародыши, — признался Григорий.
— Какие проблемы? — не понял Гуго. — Ночью нападем на корабль, захватим капитана. Приставим нож к горлу, и он сделает все, что мы ему скажем.
— У магометан считается за счастье умереть во имя Аллаха. Правоверный мусульманин в таком случае попадает в рай, — напомнил Григорий. — Капитан может наплевать на угрозы и предпочтет умереть. Или на его жизнь наплюет его помощник. В обоих случаях на нас набросится целая свора разъяренных моряков. А эти ребята, насколько я знаю, народ отчаянный. Пока у них оружие в руках, они будут сражаться до конца. Изрубят нас на мелкие кусочки и выбросят за борт в виде корма для рыб. Мне бы не хотелось разорваться на тысячу частей. Как мы их будем потом собирать?
— Зачем такие мрачные прогнозы? — у Гуги по коже побежали мурашки. Он представил себя в брюхе акулы. Такая перспектива его не устраивала. — Вместо того, чтобы запугивать нас, лучше бы рассказал, как ты думаешь захватить корабль?
— Еще не придумал. Знаю только одно — нам надо уповать не на силу, а на хитрость.
— Отличный план, — рассмеялся Гуго. — Особенно мне понравились его детали.
— Нечего смеяться, — обиделся Григорий. — У тебя есть собственные идеи?
— Я всецело полагаюсь на вас, друзья мои, — Гуго, как всегда увильнул от ответственности.
— Нам надо будет команду корабля сильно запугать. Запугать так, что бы у них тряслись поджилки, чтобы беспрекословно выполняли все наши приказы, — продолжил Григорий. — Давайте вместе подумаем. Одна голова хорошо, а три лучше.
— За что такое недоверие? — Гуго понял, что Григорий обиделся на его шутку, и теперь платит ему той же монетой. — Моя голова в вашем распоряжении.
