хотят делать. Воспользовались тем, что хозяев нет дома, и спят себе круглые сутки.
— Ты откуда свалился? — рассмеялся Григорий, обхватив своего друга за талию и приподняв над землей.
— Вечный странник, гонимый судьбой, решил навестить своих непутевых друзей, — грустно сообщил Гуго.
— Тебя выгнала из дома сварливая супруга? — предположил Роберт.
— Хуже. На меня набросилась свора церковников, возглавляемая местным епископом.
— Наверное, ты, как всегда, неудачно пошутил, — ухмыльнулся Бертольд.
— Ничего подобного. Мой сосед обиделся, что я слишком много времени провожу возле его женушки. К моему несчастью, этот дворянин был дружен с местным пастырем. Вот и оклеветал меня.
— Почему он свои претензии не решил мечом? — удивился Бертольд.
— Потому что его преклонный возраст этого не позволил. Каждый раз, когда он делает резкое движение, из него начинает сыпаться песок.
— А его супруга под стать ему? — ехидно улыбаясь, спросил Григорий.
— Что ты! Этот нежный бутон только начал расцветать. Но унылое прозябание возле дряхлого старика, начало губить неокрепший росток. Я решил, что просто обязан вдохнуть жизнь в это юное создание, которое от скуки начало увядать в провинциальном болоте.
— Неужели твой сосед решил огласить столь пикантную подробность, как измена жены? — не поверил Роберт.
— Ни в коем случае. Он обвинил меня в ереси. Сказал, что я не посещаю церковь, хвалю мусульман …
— Наверное, ты дал для этого повод? — догадался Бертольд.
— Церковь я действительно посещал редко, — признался Гуго. — Но делал это только ради спокойствия прихожан. Местный пастырь читал проповеди нудным голосом, который на меня наводил тоску. Однажды я заснул, и даже начал храпеть. Чтобы не смущать добропорядочных прихожан, мне пришлось отказаться от райской музыки, звучащей в стенах этого святилища. Во всем остальном, сосед меня оклеветал. Он не правильно понял мои слова, когда однажды, после нескольких кубков вина, я разоткровенничался, и мы стали обсуждать церковные каноны.
— Опять проповедовал многоженство? — осуждающе посмотрел на своего друга Бертольд.
— Нельзя же всерьез принимать все, что я говорю, — оправдывался Гуго.
Не прекращая разговора, друзья поднялись в столовую, где слуги уже накрывали на стол.
— Прелюбодеяние тяжкий грех, — напомнил Роберт. — Но, я думаю, не из-за этого тебя невзлюбил местный епископ. Что ты говорил про ересь?
— Я удивился, что католическая и православная церковь не могут прийти к согласию. Дружеская беседа. Никого ни хвалил, ни ругал. Сосед же заявил, что я отступник веры. Что он написал в своем доносе, не знаю, но пастырь общины предал меня анафеме и обещал довести дело до церковного суда.
— Ты же не священнослужитель. Какой суд? — удивился Григорий.
— Лицемерные церковники давно уже заручились поддержкой светских властей, — стал пояснять Гуго. — Они заявляют, что никогда церковь не жаждет крови, но что в деле истребления еретиков она возлагает свои надежды на светскую власть.
— Что это значит? — не понял Григорий.
— Церковь выносит еретику обвинение, и настоятельно просит светские власти принять незамедлительные меры. Те в свою очередь, преисполненные справедливым гневом выносят приговор, который заканчивается публичным сожжением еретика. За последние пол века такие костры стали возгораться по всей Европе с удивительным постоянством.
— Бертольд, это правда? — спросил Григорий.
— К сожалению да, — смутился тамплиер. — Некоторые епископы слишком усердствуют в борьбе за чистоту веры. Начались обвинения в колдовстве, ереси и других грехах. Те, кто не смог доказать свою невиновность, оказывались на костре.
— Какое варварство! — возмутился Григорий.
— Скажу больше! — воскликнул Гуго, воодушевленный моральной поддержкой Григория. — Церковь стала слишком корыстной. Она уже не просит делать пожертвования, а требует. Епископы начали присваивать земли не вернувшихся из крестовых походов рыцарей. Чтобы заполучить понравившийся кусок земли, достаточно стало объявить ее владельца еретиком. Поэтому вся склока мне видится совсем в другом свете. Сосед позавидовал моему богатству, а его друг епископ не прочь поживиться за чужой счет.
— Чужие проступки не оправдывают твоих прегрешений, — остудил своего друга Бертольд. — Не надо прятаться за грехи других людей, как за крепостные стены. Отвечай за свои провинности.
— У тебя других тем для разговора с соседом не было? — возмутился Роберт. — Ты же никогда не интересовался религией. Каждый раз, когда ты начинал разговор на эту тему, то обязательно нес вздор.
— Вот и сосед был такого же мнения, — обиделся Гуго. — Это меня оскорбило, и я вступил в спор.
— Представляю, что ты там наговорил, — застонал Роберт.
— Я ни на чем не настаивал, — стал пояснять Гуго. — Меня лично устраивает любой хлеб, что пресный, что квасной, и все равно из кого исходит святой дух, а из кого нет. Но меня возмущает запрет на женитьбу духовных лиц. Бог создал женщин и мужчин, благословил их на то, чтобы они продолжали свой род. Почему католическим священникам запрещено жениться? Где это написано? Почему православные священники женятся, заводят детей, но Бог их за это не карает? Что за варварство считать грешницами тех, кто вас произвел на свет?
— Можешь не продолжать, — перебил француза Роберт. — Оспаривать церковные каноны еще больший грех, чем прелюбодеяние.
— Обозвать еретиком человека легко, — продолжал возмущаться Гуго. — Разъясните мне, приведите доказательства, убедите!
— Книжки читать надо, — нравоучительно сказал Бертольд.
— Я прочитал Библию, но не нашел ответов на свои вопросы.
— Ты же не умеешь читать, — припомнил Роберт.
— Научился, — буркнул Гуго. — Честно скажу, лучше бы я этого не делал. Жил себе, горя не знал. Теперь приобрел много знаний. Появились вопросы, которые не дают спокойно спать.
— Кажется, мальчик начал взрослеть, — рассмеялся Григорий.
— Напрасно смеетесь, — серьезно сказал Гуго. — Чтобы разобраться в вопросах религии, я решил постричься в монахи.
— Господи, помоги и сохрани, — испуганно перекрестился Бертольд.
— Гуго. Мы когда-то уговаривали тебя вступить в Орден Храма, — напомнил Роберт. — Признаю, что это была ошибка. Тебе надо держаться подальше от церкви.
— Почему?
— Ты извратишь любое учение и внесешь смуту. Станешь изгоем и закончишь свою жизнь на костре, — еле сдерживая смех, ответил Роберт. — Можно представить твои проповеди, в которых ты будешь призывать любить ближнего, имея в виду женщин. Не обойдешь стороной и многоженство.
— Дались вам эти гаремы, — возмутился Гуго. — Сколько еще будете попрекать меня этой шуткой?
— Возможно, что вечность.
— Кстати о вечности. Я решил изучить все существующие религии, — заявил Гуго.
— Все-таки тянет его в магометанство, — рассмеялся Роберт.
— Я серьезно, — опять обиделся Гуго. — Времени у меня много. Хочу понять, почему Бог терпит еретиков, и никак их не наказывает? Или все мы заблуждаемся? Может, нет никакого Бога?
— Гуго, друг, — обнял его за плечи Бертольд. — Я тебя умоляю. Выбрось из головы эту затею. Обещаю, что не будем сердиться на твои шутки. Только оставь религию для ученых умов.
— Нет. Я твердо решил во всем разобраться сам, — дернул плечами француз. — Завтра же. Или лучше, как только вернусь во Францию, вступлю в какой-нибудь монашеский орден.
